Остров чайки по имени Джуди (СИ)

С каждым днем плавания всё сильнее чувствовал Джексон, что его неудержимо влечет к себе Джуди. Эта девушка, такая светлая и открытая, носила в себе, как величайшее сокровище, непостижимую для Ральфа тайну. Она знала тот Путь, который постоянно ускользал от Ральфа. Она сумела гармонично соединить в себе высокую сострадательную любовь и стойкую отрешенность от земных привязанностей, которые на определенном этапе становятся кандалами. Образ стремительной чайки, нарисованный Брандиром, как нельзя более подходил для этой девушки.

Видно было, что и Джуди испытывает к Джексону доверчивый и дружелюбный интерес, и он очень надеялся, что это не только потому, что в её семье из него сделали кумира, героя и спасителя. Ральф сознательно выбирал себе вечерние вахты у штурвала, дожидаясь, когда девушка освободится от работы на камбузе. Для него крепкой радости полны были минуты, когда он видел её выходящей за водой или выносящей ведра (правда, большей частью воду таскал преданный Донован), когда она развешивала на леерах выстиранное белье, матросские робы и полотенца, когда слышны были звуки перемываемой посуды, ласковых нотаций корабельному коту или тому же молчаливому Доновану, который рад был быть у неё на положении кота. Закончив работу и закрыв камбуз, она поднималась к Ральфу в кокпит, просясь за штурвал, а если его сменяли раньше, то Ральф дожидался её, покуривая на рострах, и при хорошей погоде они могли беседовать там до глубокой ночи. Джуди охотно отвечала на все вопросы, в том числе и о себе, но умела при этом с пленительной скромностью переводить разговор с собственной персоны на рассказы о событиях, ею наблюдаемых, или о людях, окружавших её при этих событиях. Наблюдения и размышления её были всегда очень интересны, глубоки и как-то особенно чисты и светлы. Они отражали взгляд на жизнь души целомудренной, высокой и цельной.

Во флорентийской католической женской гимназии она изучала филологию и историю, в Оксфордском университете (по настоянию отца) – юриспунденцию, но крылатую душу её всегда влекло к себе море. На борту шхуны девушка чувствовала себя как рыба в воде. И бортовая, и килевая, и грозная штормовая качка ей были нипочём. Грозы, ливни и шквалы вызывали у неё восторг, как проявление силы и величия Бога. Звёздное небо тропиков, яркая лазурь рассветов, нежное марево ласковых закатов будили в её чудесной душе резонанс стихов и песнопений. Джексон не раз видел, как, беспечно перекинувшись через планширь, цепляясь лишь пальцами ног за кнехты, она кормит из рук остатками еды тунцов и дельфинов. Чайки едва не садились ей на плечи, когда она чистила рыбу на ветерке палубы. Охотно вставала она и за штурвал, обладая врожденным тончайшим чутьем на изменение ветра. Ральф заметил, что Брандир всегда советовался с нею в преддверие штормов, и если Джуди говорила, что стоит спустить верхние реи и стеньги, то капитан мрачнел и слушался беспрекословно, по опыту убедившись, что прогнозы племянницы сбываются всегда.

Ральф так и не смог понять той странной шутки, которую сыграла судьба, придав двум женщинам такое почти пугающее сходство. И в облике, и в чертах характера леди Джулии и Джуди было много общего, роднящего их. Порой Ральфу до обмирания казалось, что Джуди просто разыгрывает его, умалчивая о своём путешествии на борту «Пассата» в роли прекрасной англичанки. У неё были для этого все возможности и задатки: красота, изящность, образованность, знание языка и манер, романтическая натура и высокое благородство души. Но ни разу – ни взглядом, ни голосом, ни случайной оговоркой – не выказала Джуди, что когда-либо встречала Ральфа прежде. С первой же минуты она относилась к нему с той ровной и милой приветливостью, какой встречают хорошего друга семьи, о котором давно наслышаны. Плавание на «Розе ветров» способствовало их сближению, и всё же Джексон чувствовал, что никогда не сможет рассказать ей об Острове и о себе то, чем поделился с леди Джулией. Тогда, на палубе «Пассата», в себе и в леди Джулии Ральф ощутил пронзительное родство душ ищущих, и роднили их незавершенность поиска, тревожное, болезненное состояние душевной неуспокоенности. Он не мог знать, чем томилась душа леди Джулии, но уже то, что она поверила ему сразу и не сочла сумасшедшим, говорило о многом. Чем бы он ни болел – состояние боли было ей отлично знакомо.