…Тревога, внезапная, как встречный шквал. Она ещё неосознанно пытается бороться, меняя громоздкое человеческое тело на птичье, стараясь справиться с нежданным воздушным препятствием… но уже понятно, что тревожный сигнал откуда-то изнутри. Она покоряется, и смягчающийся, словно виноватый, поток несет её обратно в бухту. Мелькают кроны сосен, скол обрыва, по косой прощальной дуге – песчаная полоска, блестящая от солнечной ряби вода на мелководье… И - рывок немыслимой, неумолимой силы отбрасывает её сразу на сотни, тысячи миль. На палубу парохода «Пассат».
- Значит, вы нашли свой остров?..
Минуту она смотрит непонимающе.
Потом всё существо её охватывает страх. Что сейчас происходит с ней?! Словно где-то, очень далеко, вдруг приоткрылась дверь – манящий свет, любимая до слез мелодия, желанные шаги… всё ближе и ближе… к порогу Одиночества, на которое она обрекла себя… Так бывает?.. Это бывает так?!.
Внезапно она коротко и сухо рассмеялась, начиная успокаиваться. Она знала, что Остров принадлежит лишь ей, и никто на свете никогда не ступит на него… даже мысленно. Если бы он действительно знал – он не стал бы спрашивать об этом!
Дверь захлопнулась.
Леди Джулия Ван-Ревенсток…
Она улыбается почти естественно:
- Вы так серьёзно произнесли эти слова… словно вопрос о смысле жизни!
- Конечно. Это вопрос о смысле жизни. А разве не так?
Ни тени улыбки на этом странном, жестко вырубленном лице.
Её снова охватывает тревога…
Джексон шагнул к поручням и облокотился на них, отрешенно глядя в темную пузырящуюся воду, пролетающую за кормой.
- Остров стал сниться мне, когда я был ещё ребенком. Всегда разный – тропический, скалистый, ледяной, как айсберг… но узнаваемый в любом обличье. Во снах я не всегда достигал его… но даже просто увидеть – вдали или вблизи – всегда было огромным счастьем. Тоска по Острову была как тоска по родине – сильнее или слабее… но - всегда. Я знал, что стану моряком. Что буду плавать и найду его. Или – умру… В пять лет я обрел друга. Священник нашего прихода. Он любил море, но необоримая морская болезнь приковала его к суше. Дома у него я и увидел впервые карты. Ворохи карт и лоций. Картины и макеты кораблей. Акульи зубы и сушёные кораллы. Корабельные фонари и рынды. И книги… Растащить нас стало невозможным. Пятидесятилетний и пятилетний. В семь лет я уже умел читать карты. Я бредил островами. Мог найти любое побережье, течение и порт. Мы рылись в хрониках и лоциях. Мы плавали… Он был моим первым и лучшим, незабвенным учителем. В четырнадцать лет я отправился в Дублин. На мне была старая куртка брата и новые ботинки на вырост. В кармане – письмо священника к его другу. И – ни цента денег. Семейный совет решил, что, наголодавшись в столице, я быстрее растеряю «свою дурь». В Дублине я поступил в вечернюю школу рядом с Униатской библиотекой, позднее – на мореходные курсы. Четыре года продавал газеты, был рассыльным в типографии, мальчиком для тренировок в боксерской школе, вышибалой в ресторане… В девятнадцать лет в Белфасте получил диплом штурмана после первого же года учебы. Ещё год плавал матросом на «Белуге», китобойном судне знаменитого шведского шкипера Михальсона. И получал от него только зуботычины. А ровно через год – день в день – он взял меня при всей команде за плечо и возвел к себе на мостик… Романтики было мало. Была цинга, голод был… ледяные шторма, поножовщины и попойки, были кровь и подлость, и чаще всего гибли самые лучшие и смелые, кто не прятался за чужие спины… Знаю: я выжил только потому, что за душой у меня был Остров. Я схоронил тогда двоих друзей. Вся китобойная армада Михальсона не стоила подошв этих двух парней… Потом я плавал по всему свету. Возил зерно, сахар, пряности и ткани. Древесину. Руду. Солонину… Видел экзотику всех континентов и морей. И острова. Сотни островов. Тысячи островов… Тропических, умеренных, полярных… населенных и безлюдных…
Джексон замолчал. И начал набивать трубку.
На верхней палубе внезапно раздались пальба из карнавальных хлопушек и взрывы хохота. Загремел туш «Happy birthday to you!», десятки весёлых голосов на все лады подхватили распев. На нижнюю палубу и за шиворот Джексону посыпались пёстрые конфетти.
Ирландец как-то растерянно посмотрел вверх.
- Сядьте, - твёрдо сказала леди Джулия. – Да сядьте же!!
Он отошел от борта, неуверенно оглядел прогулочные кресла, в полумраке особенно хрупкие на вид, выбрал ближайшее… и тут же вскочил, потому что ветер отнес трубочный дым в сторону собеседницы. Она с нетерпеливым вздохом поймала его руку за обшлаг кителя:
- Сядьте же вы наконец!.. Ну!.. Вы нашли его?..
Какое-то время он молчал, потом медленно покачал опущенной головой.
- Нет… Напротив… потерял совсем…
Глубоко вздохнув, Джексон продолжил: