Остров чайки по имени Джуди (СИ)

Джексон открыл коробочку вечером, когда впервые остался один. В ней лежала чайка – маленькая брошь из черно-белого агата. Он смотрел на неё и снова видел качающиеся над сходнями «Пассата» поля широкой белой шляпы леди Джулии Ван-Ревенсток.

Она ушла, не оглядываясь.

========== Часть 2. В Байгевиле. Уно Брандир ==========

В Байгевиле снова было лето.

Как будто он никуда не уезжал. Как будто ничто не изменилось в мире. Разве что сам Ральф, получив расчет в конторе компании «Доглан и Сын», стал богаче на пару сотен фунтов. Выйдя из конторы, он завернул в закусочную Паоли, где заказал двойную порцию любимых телячьих отбивных под чесночным соусом с хреном и бутылку «Старого венгерского». Часа через два, перебрав с хозяином все мировые новости, он окончательно уверился, что из рейса вернулся.

Почти что год прошел вместо шести месяцев, отведенных на рейс по плану. В Кале их настиг приказ отправиться под загрузку на Сицилию, оттуда – едва унеся ноги от вулкана – в Стамбул, уже, Бог миловал, без пассажиров. Там по ватерлинию засыпались хромовой рудой и отправились в Коломбо. По пути два раза едва не выбросило штормом на побережье Индостана, где шла война. Короче, скучать не приходилось.

Рассеянно поглядывая по сторонам, Ральф неторопливо шел по горбатым и извилистым улочкам, мощённым крупными булыжниками и сплошь заросшим виноградом и акациями. Солнечные зайчики играли в пятнашки с причудливо струящимися тенями, запах прокаленных зноем черепиц и известняковых стен перебивался сочной душистой прохладой из цветущих садов.

Он пересек пёстрый шумливый базар под яркими навесами, полюбовался грудами рыбы, омаров и крабов, россыпями душистых яблок, сизых сахарных слив, светящихся как лампочки лимонов, гигантских сладких красных перцев и томящихся от духовитой спелости янтарных дынь, сизых баклажанов и смеющихся пузатых помидоров, с росинками на шкурах, в венках из зелени и пряностей. Над этим всем стоял дух торжествующего приморского лета: с истомой бархатного оранжевого полдня, с горячими солеными пассатами, звенящими в тугих, точно железных парусах, с предчувствием очарования по-южному сказочного сиреневого вечера с гирляндами старинных фонарей в кипарисных аллеях и на палубах шхун.

На краю базарной площади возле высокого брезентового шапито кувыркались клоуны-акробаты со связками разноцветных шаров в руках. Зазывала-арлекин веселил толпу, декламируя каскады остроумных четверостиший, шарад и загадок. Когда Ральф остановился послушать, взрыв хохота перекрыл последнюю реплику, а багровая от смеха толстая торговка смущенно замахала обеими руками: «Ну тебя, шут гороховый!», но даже не сделала попытки уйти. Ральф внезапно подумал, что будет сегодня вечером на представлении, которые не посещал ещё ни разу в жизни. Он представил запах влажного брезента, опилок и конского пота, почти чёрную ночную листву акаций в полосе света, бьющего из-под откинутого полога балагана, плечи хохочущих людей, упирающиеся в его плечи… И ни о чём не надо будет думать. А главное, никто не будет знать его, давать участливые советы и пристраивать на очередной рейс. Никто авторитетно не заявит, что этот вечер они проведут в кругу одной почтенной семьи, где красавица-дочь – прославленная пианистка – лишь вчера вернулась из гастролей по Америке и, не успев ещё сойти по трапу парохода, уже спрашивала о нём, о Джексоне…

Он вдруг на миг представил себе невозможное: свою заросшую плющом веранду, ступеньки со знакомыми щербинками, блаженную прохладу коридора, своё отражение в старинном зеркале – в капитанской фуражке, в летнем кителе с шевронами, с походным чемоданом, - чарующие аккорды из глубины гостиной, и тихий вскрик, и стремительные лёгкие шаги, и обвившиеся вокруг его шеи руки… и родные желанные глаза под полами широкой белой шляпы…

Ральф жёстко оборвал видение, поднял с земли свой деревянный чемодан и пошел от балагана прочь.

Узкая улочка, спускаясь вниз, привела его на маленькую треугольную площадь и, словно выполнив свою миссию, резво побежала через неё дальше круто вниз, куда-то в каскады кипарисов. Ральф остановился и огляделся. Слева полого уходила к морю панорама города: беленькие домики под красной черепицей, двухэтажные особняки с балконами, цветущие магнолии и вишни, кидающиеся спелыми ягодами через побеленные заборы прямо на мостовую, частокол дремлющих, с зарифленными парусами мачт у недалеких деревянных пирсов и чёрно-белые трубастые массивные обводы пароходов – подальше, в портовой акватории, на фоне бурых ангаров, доков и кранов.

Здесь всё было ясно.

Ральф посмотрел направо. И – замер…