Справа был широкий торец здания, превращённый в симбиоз памятника с фонтаном. Прямо из середины старой бугристой стены вырывался на волю бушприт и, как из массы мягкого пластилина, вытягивал за собой носовую часть корпуса с фок-мачтой. Но ощущения мышеловки не было, был стремительный полет – с лёгким креном при левом галсе, с набитыми тугими кливерами и тремя ярусами парусов на фоке. Судя по оснастке, это была бы трёхмачтовая шхуна. Мастеру удалось передать даже напряжение в частях рангоута под давлением плотного ветра, таким живым казался он, этот красивый бронзовый кораблик. Позеленевший киль его по-прежнему упрямо резал волны - мощную упругую струю, что била снизу из полукруга фонтанной чаши. Массивные камни обросли пушистым ярким мхом.
Ральф почувствовал тугую боль в глазах и отвернулся. Он видел свою «Розу ветров», летящую вдоль южной оконечности Сардинии. Шли фордевинд. Он сам стоял у штурвала. Гудели белоснежные каскады парусов. Дышала сухим зноем палуба – хоть скатывай ежеминутно. Матросы мурашами лазали по реям. На баке слаженно пели за работой «Песнь пассата», и даже дрожь румпеля под пальцами звучала песней… Какими счастливыми были тогда дни!…
Он поставил наземь чемодан, уселся на него и достал из кармана трубку. Начал набивать… да так опустил её, не закуривая. Его внимание привлекла остановившаяся рядом с фонтаном девушка.
В ней словно было что-то созвучное летящей шхуне. Созвучное янтарному закату над заливом… скользящей над волною чайке… органной мессе… дрожанию струны… и имени Ассоль…
Он машинально сунул в рот незажженную трубку, пытаясь затянуться…
Она стояла боком, отвернув лицо к фонтану и ловя рукою брызги. Пряди с висков соединяла на затылке алая лента, густые каштановые волосы крупными завитками струились по спине. На ней была белая хлопчатобумажная блуза с рукавами, присобранными резинкой у локтей, и чёрный сарафан с белым подъюбником и со шнуровкой на груди. Рядом с её босыми загорелыми ногами, красоте которых могли позавидовать балерины, стояла плетеная корзина, наполненная рыбой, овощами и зеленью.
Джексон как воочию увидел её залитый тёплым солнцем белый домик под красной черепичной крышей, скрипучую калитку, сонно гавкающего добродушного пса, растянутые по двору сети, сверкающие от рыбной чешуи, и светящиеся сквозь тёплую виноградную листву янтарные гроздья…
Пробегавшие мальчишки плеснули на девушку водой фонтана. От неожиданности она вскрикнула, но тут же рассмеялась, качая головой. Когда же повернулась, чтобы взять корзинку, Ральфу на миг открылось её лицо…
Он окаменел…
Леди Джулия Ван-Ревенсток!!.
Нет…
Не она, конечно…
Он с трудом перевел дыхание. В голове звенело, как от тяжелого удара…
Похоже, у него это становится навязчивой идеей. Бредом.
… Он обнаружил, что идет следом за девушкой.
Ни мыслей, ни планов, ни целей у него не было. Он знал, что ни одна женщина на свете, даже похожая как две капли воды, не заменит ему леди Джулию. Как не заменит Остров никакая, даже самая гениальная подделка. Но эта встреча была как песня о чем-то лучшем, что ещё может дать ему жизнь. На его распутье в ней была надежда на перст судьбы.
Девушка ступала со своей ношей удивительно легко. Босые маленькие ступни словно не ощущали неровностей пути. Паренье чайки – естественность и природная грация – скользили в каждом движении.
Белые домики под красной черепицей с их виноградниками и рыболовными сетями остались позади. Дорога спускалась к набережной.
Ральф решил не удивляться ничему.
На каждом корабле, пришвартовавшемся к пирсу, кипела работа: загружали, разгружали, ремонтировали, красили, смолили, тянули канаты и тросы, перебрасывали с борта на борт тюки, сушили и штопали паруса, драили палубы и всё, что могло блестеть после надраивания. Вся эта кипучая деятельность привычно и солено озвучивалась. Причем в разной тональности. Там, где проходила девушка, потише, до полного угасания. Через пару минут – громче, чем было, но уже в самом восторженном мажоре.
Строй кораблей подходил к концу, когда сердце Джексона снова сбоило… Он почувствовал, что на сегодня это уже слишком… Поставил чемодан на землю и тихо сел на него.
Последний парусник стоял не у пристани, а на якоре, на глубине.
Ральф знал – почему. Он знал его осадку. Он знал его лучше, чем самого себя. До последнего штага. До последнего юферса. Даже то, что на штирборте выведено было уже новое название – «Санта Лючия» - не могло обмануть его.
Трёхмачтовая шхуна «Роза ветров» с зарифленными парусами сонно покачивалась на струящейся воде. Ни один человек не мелькал на палубе.
Девушка остановилась напротив, опустила корзину и звонко закричала:
- Донован!.. Эй, Донован, соня!!.
Через полминуты над планширом показалась действительно сонная физиономия рыжего верзилы. Он скинул трап в причаленную к левому борту шлюпку, скатился в неё и налёг на весла. Девушка села на деревянный настил пирса, вымыла ноги и, передав парню корзину, легко запрыгнула в лодку, даже не глянув на протянутую ей руку.
Прошло минут пятнадцать, прежде чем Джексон смог выдавить из себя зачатки мыслей.