Остров чудищ

– Да, почему бы и нет? – отозвался Баркли и, пока Шази, вооружившись саблей, начала отрабатывать шаги, призвал Корня из метки. Тот недолго покружил по пляжу, периодически останавливаясь, чтобы покопаться в песке.

Баркли сжал в кулаке свою пробку и сказал Корню:

– Мне нужно этому научиться. Поможешь мне?

Тот деловито завилял хвостом. И Баркли, представив лёгкий ветерок, что приподнимет и будет держать пробку в воздухе, подумал: «Ветер!» Но, несмотря на всю его концентрацию, пробку унесло вбок, и она упала на песок у его ног.

– Одна ошибка ещё ничего не значит, – сказал Баркли, успокаивая себя. – У меня получится.

Корень согласно гавкнул, и Баркли попробовал ещё. И ещё, и ещё, и ещё. В последний раз пробка на секунду замерла в воздухе, но затем больно шмякнула его по лицу.

Он застонал:

– Я не понимаю! Невозможно заставить ветер застыть! В этом весь смысл: ветер по своему определению не может остановиться!

Корень опять гавкнул, и Баркли прищурился:

– Я начинаю подозревать, что ты вовсе мне не помогаешь, а просто соглашаешься со всем, что я говорю.

Корень в ответ встал на задние лапы, упёрся передними ему в грудь и, вывалив язык, выжидающе на него уставился.

Баркли вздохнул:

– Я понимаю, что ты хочешь поиграть. Но я сейчас не могу. Если я не додумаюсь, как это делать…

Он будет недостоин зваться учеником стража.

Кто-то мог сказать, что он был к себе слишком суров, но стражи занимались крайне важным делом – защитой людей. И если Баркли не мог соответствовать возлагаемым на него ожиданиям, возможно, ему стоило перестать питать иллюзии и просто это признать.

Он решил сменить тактику и положиться на совет Яши, что тот дал ему на палубе «Беалаха»: подумать о чём-то, что его успокаивает. «Кислизняк-людоед, Почесоточная чума, Великая война капаму…» – принялся перечислять он факты из учебника.

Но сколько бы Баркли ни хмурился, концентрируясь, новая попытка снова провалилась, и ему безумно захотелось пнуть песок или забросить непокорную пробку как можно дальше в Море.

Вместо этого он украдкой глянул на Шази. Она всегда вела себя так уверенно и непоколебимо, ей наверняка ни разу в жизни не приходилось кого-то нагонять.

Но, к его удивлению, сейчас движениям Шази не хватало привычной грациозности. Обычно её протез легко гнулся, реагируя на безмолвные магические приказы, но сегодня ей что-то мешало. Она неловко шагнула, запнулась и поморщилась, как от боли.

– Ты в порядке? – спросил он.

– О, – Шази остановилась посреди выпада и неловко наклонилась вбок, перенося вес с протеза на правую ногу. – Ты уже всё? – Когда она выпрямилась, то снова поморщилась.

– Тебя нога беспокоит?

Она скорчила гримасу:

– Всё нормально.

– Но мне кажется… Если ты хочешь закончить, то давай, – он сунул пробку в карман. – Потому что с меня тоже хватит. Пошли назад в отделение.

Шази с нескрываемым облегчением убрала саблю в ножны. Но когда она шагнула, её повело, и она упала на песок.

– Ты точно в порядке? – встревожился Баркли. Корень, тоже обеспокоенный, подбежал к Шази.

– Сказала же, всё нормально, – огрызнулась она, совсем как Тэдж. Но смягчилась, когда Корень положил голову ей на колени, и почесала его за ухом. – Ты не против передохнуть? Мне нужно немного посидеть.

Баркли кивнул и сел рядом. Шази провела пальцем по краю протеза, совсем как несколько минут назад, заставив металлический клапан расшириться и упасть с бедра. Баркли понимал, что пялиться неприлично, но взгляд невольно зацепился за краешек старого шрама, означающего, что Шази не родилась без нижней части ноги, а потеряла её уже при жизни.

Заметив его интерес, она сказала:

– Мне её верлев откусил.

– Правда? – ахнул Баркли. Он не знал, что собой представлял верлев, но звучало это ужасно.

Шази усмехнулась:

– Нет. Это был несчастный случай. Мне было семь, на нас налетела песчаная буря, и один из каркаданнов взбрыкнул – они вроде единорогов с плохим характером. Их в Пустыне полно. В общем, он приземлился прямо мне на ногу, и от моей голени и колена, считай, ничего не осталось.

– Мне очень жаль.

– Ничего. Но она болит каждый день, и не потому, что до сих пор не зажила или вроде того, а потому, что мой мозг иногда вроде как забывает, что у меня больше нет ноги. И хотя я управляю протезом магией, песок… очень неустойчив. Мне и так приходится постоянно держать в уме кучу вещей: как мне сохранять равновесие, например, или как сгибать металл, чтобы это соответствовало движению обычных суставов, а на песке это делать сложнее. Особенно в один из моих «плохих» дней. – Она подвинулась, чтобы сесть поудобнее, и Корень протестующе заскулил. Шази улыбнулась и снова принялась его гладить. – Мне страшно повезло, что я могу ходить благодаря магии, хотя у меня и ушло несколько лет, чтобы этому научиться. Но это тяжело. У меня такое чувство, что мне приходится прилагать в два раза больше усилий, чем всем остальным, чтобы просто заниматься повседневными делами, а это значит, что я в два раза больше устаю.