Остров гуннов

В середине летнего сезона снова почернело небо и пошел снег, стало необычно холодно, что уже не очень испугало насельников Острова. На пятачке бледного лета планеты, на который медленно надвигалось что-то – оледенение? продолжались все те же споры о священных ценностях, как будто никто не выходил из золотого шара бессмертия.

– Гляньте, наступает белый холод!

– Ну и что? Всичко от Божественного Пня!

По всему миру жизнь цепляется за свое, привычное, и никакая катастрофа планеты не может изменить ее привычек, а – только сломать. Богатый будет держаться за свои дворцы и яхты, бедный – завидовать и ненавидеть, власть – цепляться за свои кресла. Человеческое никогда не сдастся, в утробном стремлении к выживанию, и ужасе перед тем, что пытается менять его. Оно не может превзойти пределы привычек, свой местечковый антропоцентрический кругозор. Человек не в состоянии прыгнуть выше человеческого. Хотя его высшие пределы – расположение к ближнему, любовь к семье, благоговение перед жизнью все более размываются в тоске по неведомому простору.

Осталось только понять, где тот путь, что ведет в новый мир. На земле, где происходит какой-то необратимый природный сдвиг.

Но разве может одиночка указать этот путь? Сколько их, внесших свой вклад в обновление цивилизации! Вспышек великих озарений, очистивших заскорузлые мозги от предрассудков цивилизации. А душевное состояние мира все то же, как в древние времена. Только еще хуже.

* * *

Над городом нависло огромное круглое дно космического аппарата. Город ослепило, и все выскочили на улицу.

Вскоре сверху прояснился диск с отпечатанными на его дне электронными схемами.

Я узнал новое изобретение моего века – самолет-«тарелку». Это на таком я потерпел крушение в безграничном океане, и оказался на Острове гуннов!

Лохматые гунны пали ниц, вознесли руки к небу, в мольбе пожалеть их.

Луч прожектора нашел в толпе меня. Раздался громкий металлический голос:

– Наконец, мы нашли тебя.

Я был ошарашен, стоял неподвижно.

– Тебя ждут дома.

В голосе была радость туриста, узнавшего соотечественника на чужой земле.

Трудно было что-то предпринять, все это казалось нереальным. Как это – уйти от жизни, в которую врос? Слишком поздно. Здесь теперь моя родина.

– Так вы за мной? – выдавил я. – Как вы нашли меня?

– Не думай, что забыли. Искали все время. Мы своих не сдаем.

– Как там у вас?

– Как? – засмеялись в тарелке. – Забыл? Произошла бифуркация в долгом бесплодном круговороте истории. Ты удивишься, как развилась цивилизация – все стало наукой о духе. Найдены способы долголетия, победили рак. Теперь у нас нет Европейского союза и Евразийского содружества, создали мировое правительство содружества наций.

Я ничего не понимал.

– Увы, могу улететь только со всеми.

Там помедлили.

– Мы не можем насильно изменить их судьбу. Хотя давно следим за племенами, проживающими на этом острове. Тебе надо валить отсюда.

Глазеющих все прибывало. Наконец, появились отряды «новых гуннов» с нагайками. Мне показалось, что они волокли что-то большое и длинное, похожее на сеть.

Атаман с рупором обратился вверх.

– Молим неземних в нашия гостеприимное земя!

Я сказал:

– Они не выйдут. Не хотят потревожить нашу жизнь, слишком бережно относятся к неведомой жизни на планете.

И повернулся к остолбеневшему Эдику.

– Как мне быть? Остаться?

Эдик медлил, приходя в себя.

– Не надо.

На глазах его появились слезы.

– Мы должны сами решить нашу судьбу.

– Знаю. – У меня тоже запершило в горле.

Внушил ли я им то, что имел в виду под духовным центром света? Я не знал, и теперь не узнаю.

И вдруг я понял, что моя тоска здесь, на острове, – всегда была тоской по той родине, и все время мне не хватало ее. Может быть, Ильдика была из той родины, и там я найду ее и утешусь.

Порвались повторяющиеся пустые циклы однообразного круговорота истории. Наконец, открылся новый путь.

Времени не было. Я был уже там, на ступеньке лестницы у входа в тарелку. И махал рукой моим дорогим гуннам. «Прощайте! Буду помнить вас всегда». И Эдик поднимал руку, долго держал ее, и потом отворачивался, словно окончательно отрезал меня от своих обычных забот.

И тут я очнулся. Оказалось, что стоял на месте и не входил на ступеньки «тарелки».

Что же это? Отказаться от родины, куда так стремился? Что мне в этом средневековом мире, который дал мне так мало, и отнял так много?

И вот – приходится расставаться с мечтой о родине, где, наконец, отдохнет душа неприкаянного лимитчика, куда ушли родители, любовь, близкие.

Все ждали. Эдик нарочито отвернулся. Прекрасная Аспазия манерно занесла руку, и так осталась, пораженная неумолимым роком. Пан и Алепий молчали, как терпеливые крестьяне. Савел стоял в стороне, в недоумении, словно теряя что-то важное.

Земной шар повернулся стороной к теплу далекого солнца. И это не было плохой приметой для гуннов. Вселенная всегда тревожна и притягательна для живого.

Я отошел от ступеней «тарелки».

Толпа радостно взревела. Аспазия, забыв о позе обреченности, как девчонка бросилась мне на шею. Эдик был спокоен.

– Ты нам нужен! – сказал Савел, распрямляясь.