В 1470-х годах в Европе началась так называемая «революция цен (Price Revolution
)», продолжавшаяся до середины XVII столетия. Около 1472 года выросли цены на зерно во Флоренции и в городах южной Германии (Вюрцбурге, Мюнхене и Аугсбурге). Примерно к 1480 году процесс затронул Францию и Англию, а затем, к 1490 году – Испанию и Португалию, перекинувшись в 1500-х годах на восточную Европу[888]. По современным понятиям инфляция была невелика – около 1 % в год, но, во-первых, цены росли в два раза быстрее, чем в эпоху Средневековья, а во-вторых, процесс растянулся почти на 180 лет. Поначалу многие специалисты по истории экономики полагали, что главная причина Price Revolution – приток в Европу большого количества американского («индейского») серебра и золота[889]. Но затем, в 1970-х годах, маятник историко-экономических оценок качнулся в противоположную сторону, и некоторые специалисты даже задались вопросом: а была ли вообще Price Revolution?[890] Однако большинство историков, признавая сам факт указанной «революции», весьма критически отнеслись к ее ранним монетаристским интерпретациям. В настоящее время значительная часть специалистов склоняется к тому, что главной причиной Price Revolution стал ускоренный демографический рост в Европе, начавшийся на исходе Средневековья, в середине XV века, после катастрофического спада предыдущего столетия. Характерным примером может служить Англия. В 1430 году ее население насчитывало около 2 млн. человек, в 1470 году – лишь немногим больше, но затем начался довольно быстрый рост рождаемости и к концу XVI столетия число жителей в стране превысило 4 млн. В свою очередь, причиной роста населения стала благоприятная экономическая ситуация, сложившаяся в XV веке, что вызвало рост реальных доходов населения и изменения в самом укладе жизни европейцев. Вместе с тем это был не простой «мальтузианский» процесс, потому что задолго до того, как рост населения стал обгонять рост производства средств существования, проявилось действие других факторов[891]. При этом цены на продовольствие росли быстрее, чем цены на мануфактуру и средние заработки. А в тех регионах Европы, где лесов было мало или же они были уничтожены, как, например, в Англии, цены на дрова (а часто и на древесный уголь) росли иногда быстрее цен на продовольствие. В период елизаветинского царствования импорт угля увеличился на 400 %.Когда население и правящая верхушка стали осознавать, что рост цен – это отнюдь не временное явление и что жизнь становится другой, стали искать виновных. В Британии одни члены парламента приписывали рост цен козням скупых и алчных торговцев, заботящихся только о своих прибылях и своей выгоде, другие обвиняли купцов, вывозящих за пределы страны слишком много зерна, продовольствия и древесины. Поэтому в 1555 году парламент запретил вывоз этих товаров, в случае если цены на них внутри страны подымаются выше определенного уровня.
В 1590-х годах Price Revolution
перешла в новую стадию, точнее, стала частью того феномена, который иногда называют «общим кризисом XVII столетия»[892]. К этому времени европейская экономика оказалась в состоянии (если использовать современный термин) «стагфляции»[893]. Полюса бедности и богатства начали удаляться друг от друга все более.Что касается Англии, то королевская казна в конце 1610-х годов находилась в тяжелом состоянии. Выразительной иллюстрацией серьезности финансового положения короны может служить история похорон королевы Анны Датской, скончавшейся 2 марта 1619 года в Хэмптон-корте в возрасте 44 лет. Венецианский посол писал, что королева «испустила свой последний вздох среди нескольких слуг в загородном дворце. У нее не было тех лекарств, которые могли бы продлить ее дни, даже если бы они и не излечили ее… Она потеряла здоровье и благоволение короля (который в это время был в Ньюмаркете и впоследствии не явился на похороны супруги. – И. Д.
)… а ее королевские украшения исчезли»[894]. Из-за нехватки денег на государственные похороны забальзамированное тело королевы более двух месяцев пролежало в Датском доме (бывшем Somerset House) на Стренде и только 13 мая 1619 года его, наконец, предали земле. Ходили разговоры о переплавке золотых тарелок королевы в монеты, кроме того, предлагалось продать кое-что из ее украшений и других ценных вещей или заложить их за приличную цену[895].