Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Мысли о платежеспособности короны никогда не покидали Бэкона. Спустя три года после того, как королевским указом ему было поручено проверить состояние казны, он мог поздравить себя с продолжающимся относительным улучшением состояния финансов страны. Королевские «ресурсы и расходы сейчас сравнялись с обычными», – сообщал он Якову 21 мая 1619 года, когда казна была в состоянии выделять по 120 000 фунтов стерлингов в год «для экстраординарных случаев»[896]. Бэкон, однако, не успокаивался, упорно продолжая искать пути дальнейшего улучшения финансовой ситуации. И тому были причины: летом 1620 года он сообщал Якову (через Бекингема), что при росте доходов увеличиваются расходы («the consumption goeth on»)[897] и, что самое печальное (о чем сэр Фрэнсис деликатно умалчивал), контролировать растущие расходы Короны было практически невозможно, их не могли компенсировать ни поступления от штрафов, налагавшихся Звездной палатой, ни рост налогов, ни продажа королевских драгоценностей, ни торговля титулами. Король согласился с настойчивой просьбой лорда-канцлера назначить на пост казначея (остававшийся вакантным с лета 1618 года, после предания суду графа Саффолка, обвиненного в коррупции), человека, который мог бы сконцентрировать свою энергию на требуемой задаче[898]. Как писал преисполненный радужными надеждами Бэкон Бекингему в ноябре 1620 года, ряд проектов, «касающихся доходов Его Величества», которые пока «лежат мертвым грузом и похоронены глубже этого снега, смогут, наконец, обрести жизнь (spring up) и дать плоды»[899].

«Так погибают замыслы с размахом, в начале обещавшие успех» [900]

Открытие парламентской сессии поначалу планировалось на 16 января 1621 года, но 28 декабря было объявлено о переносе начала работы палат на 23 января (что было связано с прибытием французского посольства), затем была объявлена новая дата – 30 января (на этот раз причиной отсрочки стала болезнь короля). Венецианский посол писал, что «такого прежде никогда не было»[901]. Однако он ошибался – при Елизавете I открытие парламента 1581 года откладывалось по меньшей мере 26 раз[902]. Но как бы то ни было, во вторник, 30 января 1621 года третий парламент короля Якова начал свою работу.

С раннего утра множество народа выстроилось на пути от Уайтхолла до Вестминстера. Чемберлен писал, что никогда еще не видел скопления такого количества людей. Два ряда подмостков, сооруженных в Вестминстере для лучшего обзора королевской процессии, рухнули, причинив увечья многим зрителям. Те, кто был суеверен, могли воспринять это как плохое предзнаменование, особенно после того как король, измученный артритом, был внесен в палату лордов на стуле. Сплетни распространялись быстро: говорили, что Яков уже инвалид, он «слаб в ногах и нет уверенности, что сможет пользоваться ими в будущем»[903]. Бэкон, правда, приложил все силы, чтобы предотвратить слухи и сплетни по поводу болезни Его Величества, но скрыть истинное положение дел было практически невозможно – король уже не мог выходить на прогулки.

Мало кто сомневался, что сессия будет трудной. Бэкон провел вторую половину 1620 года, изучая способы ослабления напряженности, которая наверняка возникнет, когда парламентарии соберутся вместе. Было ясно – вопрос о монополиях окажется одним из самых острых. Кроме того, возвышение молодого фаворита Якова, чьи друзья, сторонники и семья «держались за низ королевской рубашки», вызывало раздражение в обществе.

Что касается монополий, то Яков в 1603 году, принимая бразды правления, объявил об ограничении числа монопольных патентов. Однако на деле их выдача продолжалась. К примеру, Р. Сесил при Якове получал не менее 7000 фунтов стерлингов в год от шелковой монополии. Сельские же джентльмены, которые составляли парламентское большинство, полагали, что они смогли бы не хуже того же Бекингема или Сесила распорядиться этими грантами, и им не нравилось, что прибыль оседает в руках узкого круга придворных. Кроме того, награждение монополиями было королевской прерогативой и чиновникам позволялось в защиту интересов и прав монополиста конфисковывать товары, арестовывать нарушителей, налагать на них наказания от имени короля. Монополии часто порождали злоупотребления, от широко распространенного вымогательства до шантажа держателей патентов.