Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

В первый раз комитет, занимавшийся подготовкой парламентской сессии, собрался 6 октября 1620 года, чтобы изучить жалобы, которые будут поданы для рассмотрения в парламенте, и решить, как лучше организовать его работу: как составить воззвание, кому надлежит участвовать в заседаниях, кого как рассадить и т. д.

В воззвании, составленном Бэконом, особый акцент делался на мире – «неизменной цели и неусыпной заботе короля», – который поддерживался даже после вступления Фридриха на богемский трон. Однако писал лорд-канцлер, вторжение в Пфальц (Палатинат) испанской армии, а также ответственность Англии за состояние дел в этой части Европы и необходимость поддерживать равновесие сил в христианском мире вынуждают короля изменить прежнюю мирную политику, чтобы «возвратить и передать… Палатинат нашему сыну и нашим наследникам». Поскольку очень вероятно, что войны избежать не удастся, вопрос требовал серьезного и многократного обсуждения в парламенте. Попутно отмечалось, что в течение почти десяти лет король не просил у парламента денег, «вещь неслыханная в последние времена»[922].

В заключение Бэкон добавил, что за долгое время, прошедшее после предыдущего парламента, многие вещи «стали пригодными для реформирования либо новыми законами, либо умеренными проектами наших возлюбленных подданных, сообщенных нам с надлежащим почтением (Бэкон, напоминаю, писал от имени короля. – И. Д.)». Нижняя палата, подчеркивалось в воззвании, «на этот раз, как и всегда, должна быть составлена из храбрейших, благороднейших и достойнейших людей, которых только можно найти, искушенных парламентариев, мудрых и рассудительных государственных мужей, у которых есть опыт в общественных делах, видных представителей Лондона и бургов, преданных англиканской вере, без отклонения с одной стороны в невежество (blindness) и идолопоклонство, а с другой – в раскол или в предрасположенность к мятежу»[923].

Король работу комитета одобрил, но его рекомендациям не последовал[924]. Он категорически противился любым обсуждениям «государственных дел и причин созыва парламента, поскольку народ не способен [в этих делах разобраться], а Его Величеству не подобает раскрывать… эти причины». Яков заявил, что подготовит собственное воззвание, в котором коснется только одной темы – «хорошего устройства выборов представителей бургов»[925]. Мудрое решение – когда у главы государства выборы в парламент «хорошо устроены», все прочие проблемы решаются автоматически.

Бэкон был явно разочарован. И не потому только, что королевское решение задевало его самолюбие и сводило на нет его усилия успокоить страну, а потому, что он понимал опасность выбранного Яковом курса. Поэтому сэр Фрэнсис, соблюдая необходимую осторожность, пишет Бекингему, что он, лорд-канцлер Англии, конечно, одобряет суждение и предусмотрительность Его Величества, «кои выше моих», но вместе с тем считает необходимым высказать кое-какие соображения. «Не то, чтобы я думал о привлечении черни (vulgar) к государственным делам, – писал Бэкон, – но сегодня это уже не чернь, а все сплошь государственные мужи». Впрочем, королю виднее и, «как замечательно полагает Его Величество, время для этого (т. е. для баловства парламента излишними объяснениями со стороны короля. – И. Д.) еще не подходящее»[926].

6 ноября 1620 года королевское воззвание было опубликовано. Яков не внял советам Бэкона и лорда Пемброка смягчить тон послания, а сравнительно мягкое бэконовское предупреждение в адрес «малоуважаемых и ничтожных юристов» превратилось под пером короля в диатрибу против «любопытных и спорящих юристов, которые могут набивать себе цену, возбуждая ненужные вопросы»[927]. Эти и подобные формулировки, разумеется, не способствовали укреплению взаимопонимания между парламентом и королем.

К началу ноября 1620 года тревога по поводу позиции и настроя предстоящего парламента стала вполне ощутимой[928]. Д. Чемберлен признавался: «со своей стороны я не вижу ничего хорошего; поскольку обложения и патенты становятся настолько тяжелыми, что по необходимости о них заговорят, с другой стороны прерогативы становятся настолько болезненной темой (прямо-таки noli me tangere), что ее уже нельзя не коснуться»[929].

Между тем Бэкон продолжал свои экономические расследования. 24 октября 1620 года он обратился к сыну лорда Эллисмера, графу Бриджуотеру, с просьбой поискать в бумагах его отца некоторые документы, касавшиеся монополий. В частности, лорда-канцлера интересовали случаи сокрытия собственности и доходов, материалы по монопольным патентам на импортно-экспортные операции и т. п. При этом Бэкон попросил Бриджуотера никому об этом не рассказывать[930].