Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

29 ноября 1620 года комитет, с целью предотвращения конфронтации между королем и парламентом, послал Бекингему свои соображения относительно ожидавшихся жалоб. Члены комитета предлагали отменить актом парламента некоторые выданные ранее патенты. Бэкон, глава комитета, понимал – проблема монопольных патентов является столь острой, что буря в парламенте неминуема. «Мы, – писали члены комитета, – находим три вида патентов… которые in genere наиболее подходят для исключения жалоб: патенты на старые долги, патенты на утаивания[931], патенты на монополии»[932]. Комитет рекомендовал Тайному совету аннулировать ряд патентов на монополии.

Иными словами, члены комитета настаивали, чтобы правительство «взяло „антимонопольную“ инициативу в свои руки и незамедлительно ликвидировало патенты, наиболее ненавистные широким слоям купечества и промышленников. Кроме того, они предлагали предоставить возможность „некоторым влиятельным и осмотрительным джентльменам“ внести в парламент предложения, направленные против ряда патентов, с тем, чтобы король мог дать свое согласие на их ликвидацию»[933].

Таким образом, самые одиозные патенты предлагалось аннулировать королю, причем до начала парламентской сессии, тогда как менее значимые должен был ликвидировать парламент. Тем самым и король мог «сохранить свое величие», и парламент мог выпустить пар, да и Тайный совет получил бы возможность проявить попечение об интересах подданных Его Величества. В итоге удалось бы в известной мере согласовать «the nature of the subject and business»[934].

В личном послании Бекингему (от 29 ноября 1620 года) Бэкон мог быть более откровенным. Он прямо указал на две монополии, вызывавшие в обществе (в бизнес-сообществе, как бы мы сегодня сказали) особое раздражение. Речь шла об упомянутых выше патентах на постоялые дворы и на эль-хаусы, выданных соответственно сэру Джайлсу Момпессону (G. Mompesson или Montpessons) и брату Бекингема – Кристоферу Вильерсу, «особым друзьям» фаворита. И хотя Бэкон заверил Бекингема, что к обоим относится «как к своим собственным друзьям», тем не менее советовал «ликвидировать зависть к этим патентам», которые, как он полагал, не приносят особой выгоды. Лучше «приобрести благодарность за их прекращение, чем вызывать протесты, владея ими», поскольку нелестные для власти разговоры об этих патентах и их владельцах ходят как среди черни, так и среди джентльменов, и даже судей[935]. А чтобы как-то подсластить пилюлю, Бэкон перевел разговор на другую, более приятную тему, высказав одобрение назначением лордом-казначеем[936] сэра Генри Монтагю с сохранением за ним должности главного судьи суда Королевской скамьи, которую он занимал с 1616 года. (Чтобы получить главную должность в казначействе Монтагю заплатил Бекингему довольно приличную сумму – 20 000 фунтов, по поводу чего Бэкон с усмешкой заметил сэру Генри: «Будьте осторожны, милорд, в Ньюмаркете древесина дороже, чем в любом другом месте Англии»[937].)

Как справедливо заметил В. М. Карев, Бэкон, обращаясь к Бекингему, уповал «не столько на… государственный ум [фаворита], сколько на житейский здравый смысл»[938]. Однако Бекингем проигнорировал предложение лорда-канцлера.

По требованию Якова Тайный совет 14 декабря 1620 года обсудил предложения комитета и отклонил их. Аннулировать наиболее одиозные патенты накануне парламентской сессии значило, по мнению многих членов Совета, вызвать обвинения в своего рода взятке парламенту («humouring of the Parliament»). К тому же в Совете понимали: у парламентариев не может быть полной уверенности, что патенты не будут возвращены их бывшим владельцам после завершения сессии?[939]

Бэкон уступил Совету, но тем не менее продолжал убеждать Бекингема отказаться от патентов. «Это послужит вашей чести», – писал он фавориту[940]. Кроме того, лорд-канцлер высказал несколько тревожных замечаний по поводу выборов в парламент: «прогнозы не столь хороши, как я надеялся, что вызвано недавними событиями за границей и общей вольной болтовней (general licentious speaking) относительно государственных дел»[941]. Эта «вольная болтовня» стала такой проблемой, что в середине декабря 1620 года лондонский епископ вынужден был созвать все столичное духовенство «и приказать им от имени короля не касаться в своих проповедях ни испанского брака, ни других государственных дел»[942]. По приказу Якова Бэкон составил специальное обращение с предупреждением о недопустимости обсуждать кому бы то ни было королевские действия и решения, которое было опубликовано 24 декабря 1620 года. Бекингем сообщил Бэкону, что «Его Величеству оно настолько понравилось и по содержанию, и по форме, что он не счел нужным менять в нем ни единого слова»[943].