В середине февраля 1621 года нижняя палата была озабочена еще одним деликатным вопросом. Дело в том, что английские артиллерийские орудия, производившиеся в Сассексе, высоко ценились на континенте. Торговля ими была настолько выгодной, что Елизавета продавала английскую артиллерию Испании даже во время англо-испанской войны[964]
. Лицензия на экспорт пушек выдавалась королем, и при Якове она досталась испанскому послу графу Гондомару. На заседании палаты общин один из коммонеров сообщил, что на пристани в Тауэре лежат артиллерийские орудия, готовые к отправке в Испанию, а одна партия артиллерии, как добавил другой депутат, уже была вывезена туда же. Сэр Джордж Колверт (G. Calvert; ок. 1580–1632), госсекретарь в 1619–1625 годах, человек настроенный происпански[965], пытался убедить палату, что король должен выполнить данное ранее обещание и, кроме того, эти пушки направляются не в Испанию, а в Португалию, где их будут использовать в борьбе с пиратами. Колверту не поверили. Многих возмутило, что король просит у парламента деньги на войну и одновременно снабжает оружием противника. Несколько коммонеров – членов Тайного совета были срочно отправлены в Уайтхолл, чтобы просить короля задержать отплытие судна с пушками в Испанию. Яков ответил, что пушки уже были обещаны испанскому королю и коммонеры должны позволить ему (Якову) «быть королем своего слова. Ибо если он не будет держать свое слово, данное другим, то какие у вас (т. е. у членов парламента. – И. Д.) будут основания полагать, что он будет держать его по отношению к вам»[966]. Кроме того, Яков заявил, что продажа пушек не нанесет Англии «материального ущерба (material prejudice)» и это оружие не будет использовано против протестантов. (Странное заявление! Когда орудия окажутся в Испании, решать, против кого их применять, придется уже не Якову.) Однако, добавил король, больше таких продаж не будет и палате общин надлежит подготовить по этому вопросу соответствующий билль[967].Иностранные дипломаты склонялись в своих оценках отношений между королем и парламентом к тому, что дело идет к разрыву. Парламент вот-вот будет распущен. Однако они ошибались. Коммонеры не были склонны к конфронтации с Яковом и готовы были послушно принять даже его явно абсурдные утверждения.
15 февраля 1621 года палата общин приступила к обсуждению вопроса о субсидиях. Кок, который председательствовал в Большом комитете (или, как его обычно называли, «Committee of the whole
», т. е. Комитет полного состава[968]), не торопился выставлять этот вопрос на обсуждение, дожидаясь благоприятного момента. Такой момент настал именно 15 февраля, когда на утреннем заседании было зачитано письмо короля о парламентских привилегиях и свободе слова. Коммонеры пребывали в хорошем расположении духа и можно было надеяться, что решение будет принято без особых трудностей. Однако нижняя палата, даже пребывая в хорошем настроении, не склонна была проявлять «чрезмерную смелость по отношению к кошелькам своих соотечественников», да и финансовые возможности страны были ограничены. Сэр Эдуард Саквилл (Edward Sackville, 4th Earl of Dorset; 1590–1652) предложил использовать тактику quid pro quo, а именно: увязать вопрос о субсидиях с вопросом о монополиях, но коммонеры его не поддержали. В итоге после долгих дебатов были достигнуты соглашения по двум субсидиям на общую сумму в 160 000 фунтов с формулировкой: «не для защиты Пфальца и не для удовлетворения потребностей короля, но как свободный дар и подношение в знак любви и почтения его подданных»[969]. Этих денег было совершенно недостаточно для ведения войны (военный совет, созванный Яковом в январе 1621 года, оценил содержание 25 000 пехотинцев и 5 000 всадников на континенте в 900 000 фунтов в год; по более умеренной оценке требовалось 300 000 фунтов)[970]. Судья (Master of Rolls) сэр Джулиус Цезарь, бывший в 1606–1614 годах канцлером казначейства, обратил внимание на малость выделенной суммы, но ни Кранфилда, ни Кока это не волновало.16 февраля Кок доложил палате общин результаты голосования в Большом комитете, а также зачитал послание Якова. Король просил передать, что он «принимает чистосердечность их (коммонеров) дара более, чем сам дар»[971]
. Вместе с тем нижняя палата одобрила предложение Кока, сводившееся к тому, что щедрость, проявленная парламентариями, дает им право выделять «два дня на каждой неделе (понедельник и пятницу. – И. Д.) для рассмотрения жалоб»[972]. Это открывало путь парламентским дебатам по поводу монополий, в первую очередь монополий на постоялые дворы, питейные заведения и на золотые и серебряные нити.