Разумеется, оба деятеля руководствовались не только государственными (политическими, экономическими и правовыми) соображениями, но и личными амбициями. И если сорокашестилетний Кранфилд надеялся своей работой в качестве коммонера и члена Тайного совета обратить на себя внимание короля и добиться дальнейшего повышения по служебной лестнице (и действительно, в сентябре 1621 года он был назначен лордом-казначеем), то опальному Коку, которому 1 февраля 1621 года исполнилось 69 лет и которого обошли по службе и способный Бэкон, и посредственный Генри Монтагю, надеяться на королевские милости уже не приходилось. Парламент 1621 года открывал перед ним последнюю возможность реализовать себя как юриста и государственного деятеля. Но как это сделать, находясь в оппозиции короне?
Страсти вокруг монополий
С самого начала парламентской сессии палата общин по инициативе Кранфилда обратилась к рассмотрению мер по преодолению торговой депрессии и, в частности, к вопросу о патенте на производство золотых и серебряных нитей, с выдачей которого коммонеры связывали нехватку серебра в стране[993]
. То была давняя история. В 1611 году, когда госсекретарем и лордом-казначеем был Роберт Сесил, а Бекингем еще даже не был представлен королю, группа лиц из окружения леди Бедфорд предложила начать производить в Англии золотые и серебряные нити для шитья. До тех пор такие нити ввозились из Франции и Италии. Патент был получен. Однако группа золотых дел мастеров, которые ранее изготовляли такие нити весьма примитивными способами, выразила протест и проигнорировала новую монополию. (Напомню, что патент считался незаконным, если он ущемлял чьи-либо интересы). Тогда сэр Генри Монтагю, в то время рекордер Лондона (В апреле 1617 года Тайный совет рассмотрел вопрос об игнорировании монополии на производство золотых и серебряных нитей мастерами-ремесленниками. Было решено вынести им предупреждение в Суде казначейства. Однако несколько ранее, в марте 1617 года, король решил взять патент в свои руки, чтобы доходы от монополии шли прямиком в королевскую казну. А чтобы не обидеть Э. Вильерса, тому была установлена пенсия в 500 фунтов в год в качестве компенсации. Бэкон вместе с Г. Монтагю, тогда главным судьей Королевской скамьи, и Г. Илвертоном участвовал в подготовке и оформлении решения Якова. Бэкон исходил из того, что монополии должны не только обогащать их держателей, но и – и в первую очередь – служить пользе государства. Поэтому он не усматривал никакого вреда в том, что доходы от развития в Англии указанного промысла пойдут не в кошельки нескольких мастеров, а в казначейство, и кроме того, множество людей получат работу. Наконец, золото и серебро – товары особого рода и лучше, если всякое производство, связанное с использованием этих металлов, будет находиться в руках государства, а не частных лиц.