Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Но представители сельской элиты были довольны. «Это был первый парламент, – заявил один из них, – в котором члены Тайного совета проявили такую заботу о государстве»[1007]. Видимо, сельские джентльмены не знали, что и Кок, и Кранфилд в то время не занимали высоких придворных или государственных должностей и воспринимали их как представителей короны, которые в заботах о государстве перешли на сторону оппозиции.

Один из коммонеров предложил рассмотреть патент на постоялые дворы как пример монополии, которая «сама по себе хороша и законна, но при ее использовании были допущены злоупотребления держателями патента, которые не оправдали доверия, оказанного им Его Величеством»[1008]. Кок присоединился к этой оценке. «Есть три типа патентов, – уточнил он. – К первому относятся те, которые прямо противоречат закону. Ко второму – те, которые хороши по отношению к закону, но плохи в исполнении. И к третьему – те, которые и незаконны, и плохи в исполнении». В последнем случае вся вина за их выдачу лежит на referees[1009]. Патенты на постоялые дворы, уверял до поры до времени Кок, относятся ко второму типу. На этом «теоретическая» часть работы Комитета завершилась, можно было приступать к конкретным вопросам.

20 февраля 1621 года Комитет приступил к рассмотрению наиболее ненавистных патентов, связанных с постоялыми дворами. Главный патент принадлежал Д. Момпессону. Перед началом прений один из коммонеров изложил суть дела. Момпессон и два его компаньона получили патенты на право выдавать лицензии на содержание постоялых дворов. Мировые судьи такого права не имели, а выездные судьи (justices of assize) были перегружены другими делами. Кроме того, централизовать контроль за постоялыми дворами, где часто укрывались преступники, представлялось целесообразным. По условиям монопольного патента, его владельцы должны были получать каждый по 100 фунтов в год за труды, а Момпессон еще пятую часть общей суммы, поступавшей от владельцев дворов, остальные деньги должны были идти в казну. Однако на деле порядка на постоялых дворах больше не стало, тогда как доходы монополистов росли и явно не в той пропорции, которая предусматривалась условиями патента.

Момпессон, отвечая на вопросы членов Комитета, заявил, что «два обстоятельства служили ему поддержкой при осуществлении этого дела: во-первых, недостаток власти у мировых судей для открытия и ликвидации постоялых дворов, а во-вторых, сама процедура (the course) выдачи патента: сначала он был рассмотрен с юридической стороны нынешним лордом-канцлером, который тогда был генеральным атторнеем (здесь впервые упоминается, если и не впрямую имя, то должность Бэкона в контексте, в котором впоследствии формулировалось обвинение против сэра Фрэнсиса; ср. с цитированным выше вопросом Сэквилла. – И. Д.), затем лордом главным бароном казначейства (the Lord Chief Baron of the Exchequer) Круком (Crooke), судьей Николсом (Nichols), а после смерти последнего – судьей Винчем (Winch); второй раз [патент был рассмотрен] на предмет его полезности сначала [графом] Саффолком (Томасом Ховардом. – И. Д.), затем лордом-казначеем Англии, потом [государственным] секретарем Уинвудом, секретарем Лэйком (Lake) и сержантами Финчем (Finch) и Монтагю»[1010]. Позиция Момпессона прозрачно ясна: на постоялых дворах творятся безобразия, и местная власть не может навести порядок (ей не хватает полномочий), он вызвался помочь отечеству; может быть, выданный ему от имени короля патент и нехорош, но посмотрите, какие люди его рассматривали и одобрили. После этого лично к Момпессону можно было предъявить только одну претензию – злоупотребления при реализации данной монополии.

На следующий день, 21 февраля 1621 года, Кок доложил от имени Комитета, что патент вызывает чрезмерные нарекания «и сам по себе, и в своем исполнении». Таким образом, Кок изменил, и весьма существенно, формулу обвинения. Если всего двумя днями ранее речь шла только о злоупотреблениях при использовании патента («Of the second kind are patents for Inns», причем под патентами второго типа Кок, напоминаю, подразумевал те, которые «good in law, but ill in execution»), то теперь предлагалось считать незаконным и сам патент, что позволяло привлечь к ответственности не только Момпессона, но и других лиц, в частности Бэкона. Выступление Кока стало третьей вехой на пути к импичменту лорда-канцлера.