Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Типичными примерами монополий, вызывавших широкое недовольство, могут послужить патенты на питейные заведения. С целью ограничения их количества (т. к. они становились прибежищем грабителей и бандитов) соответствующий патент был выдан любимцу Елизаветы сэру Уолтеру Рэли. Разумеется, пьянство не уменьшилось, но сэр Уолтер получал приличный доход от таверн. При Якове Рэли эту монополию потерял. (Он при Якове, как известно, вообще много что потерял, включая собственную голову.) Таверны стали контролироваться местными властями. В результате пьянство приняло такие масштабы, что король в 1618 году решил взять все таверны и прочие питейные заведения под собственный контроль и двум владельцам соответствующих патентов было приказано следить за тем, чтобы в злачных местах не скрывались преступники. На деле же держатели монополий изымали немалые деньги у владельцев таверн и пивных, которые те платили за невмешательство в их бизнес. В результате лечение оказалось хуже болезни[904].

Как писал английский историк Кристофер Хилл, «нам трудно представить жизнь человека, живущего в доме, который построен из кирпича, являющегося предметом монополии, окна которого (если таковые имеются) застеклены монопольным стеклом, который отапливается монопольным углем, горящим в камине из монопольного железа… Он спит на монопольной перине, причесывает волосы монопольными щетками и монопольными гребнями. Он умывается монопольным мылом… одевается в монопольные кружева, монопольное белье, монопольную кожу… его одежда украшается монопольными ремнями, монопольными пуговицами и булавками… он ест монопольное масло, монопольную красную селедку, монопольного лосося… его пища приправляется монопольной солью, монопольным перцем, монопольным уксусом. Из монопольных бокалов он пьет монопольное вино… из монопольных оловянных кружек он пьет монопольное пиво, сделанное из монопольного хмеля, хранящегося в монопольных бочках и продаваемого в монопольных пивных. Он курит монопольный табак в монопольных трубках… он пишет монопольными перьями на монопольной писчей бумаге, он читает сквозь монопольные очки при свете монопольной лампы монопольно отпечатанные книги, включая монопольные библии и монопольные латинские грамматики… монополия взимает с него штраф за божбу… Когда он составляет свое завещание, он обращается к монополисту (нотариусу). Разносчики товаров покупают лицензию у монополиста. Существовала даже монополия на продажу мышеловок»[905]. В 1621 году в стране, как предполагалось, существовало около 700 видов монополий. По словам одного члена парламента, разве что хлеба не было в этом списке. Монополии затрудняли предпринимательскую и торговую деятельность, протекавшую под бесконечным досмотром, под угрозой штрафов за различного рода «нарушения», не говоря уже об удорожании производимых в стране и импортируемых из-за рубежа товаров. Задуманная как дополнительный источник внепарламентского пополнения казны, монопольная система в гораздо большей степени обогащала владельцев патентов, их откупщиков и агентов, чем казну.

Елизавета в свое время согласилась с Николасом Бэконом, что выдача монополий противоречит законодательству, но вместе с тем они оказались частью английской экономической системы, принося короне определенный доход и отказ от них мог иметь самые серьезные последствия. Кроме того, монополии позволяли полнее контролировать экономику и налоговые поступления, а также компенсировали, хотя бы отчасти, неэффективность работы госаппарата, особенно низкооплачиваемых чиновников на местах.

Поэтому Елизавета, а позднее Яков, вели гибкую политику, аннулируя одни гранты и выдавая другие. В парламенте 1601 года Ф. Бэкон предложил считать монопольными лишь те патенты, которые выданы одному лицу, и не считать таковыми патенты, принадлежащие группе лиц, т. е. компаниям и корпорациям[906]. Собственно, этими критериями и руководствовались правительства Елизаветы и Якова, проводя «ревизию» выданных ранее патентов[907]. Кроме того, Яков, чтобы избежать юридических осложнений, объявил, что выдача монопольных патентов – это юрисдикция короля. Но когда ставился вопрос о пожаловании очередной монополии, он назначал кого-либо из членов Тайного совета и коронных юристов в качестве консультантов и арбитров (referees), чтобы те определили законность выдачи соответствующего патента и его пользу для государства. В случае протестов король всегда мог умыть руки, сославшись на ошибку (или недобросовестность) своих экспертов, что он и делал. В число этих referees часто входил и Бэкон, который, однако, полагал, что монополии следует регулировать законодательно, без какого-либо вмешательства королевских прерогатив. Свои обязанности referee сэр Фрэнсис выполнял с редкой добросовестностью и тщательностью[908]. Дать ложный совет с целью «протаскивания» какого-либо незаконного или не приносящего пользы патента для Бэкона было равносильно государственной измене.