Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Для этой работы о Новой Атлантиде (в том, что касается английского издания) его светлость определил это место (т. е. издание под одним корешком с „Sylva Sylvarum“. – И. Д.), по причине того, что она (в одной своей части) столь близка (it hath so near affinity) к предыдущей Натуральной Истории»[1337].

Единственная часть «New Atlantis», которая может иметь некое «сродство (affinity)» с «Sylva Sylvarum», – это описание «Дома Соломона» («Solomon House»). Но с тем же основанием можно говорить о «сродстве» этого описания, скажем, с «Parasceve» (сжатым наброском третьей части «Instauratio»), трактатом, вышедшим в свет в 1620 году вместе с «Novum Organum Scientiarum» (второй частью «Instauratio Magna Scientiarum»). К тому же рассказ о «Solomon House» занимает в «New Atlantis» только 23 % текста (3572 слова из 15 385). Остальной же текст «New Atlantis» связать с естественно-научными сочинениями Бэкона можно только с очень большой натяжкой. Создается впечатление, что предисловие Роули призвано было скорее оправдать, нежели объяснить совместную публикацию «Sylva Sylvarum» и «New Atlantis».

В XVII столетии некоторые авторы предложили свои варианты завершения «New Atlantis»[1338]. К примеру, некий R. H. издал текст Бэкона со своим продолжением, цель которого была сформулирована в подзаголовке: представить «a platform of monarchical government»[1339]. Кто такой R. H., остается загадкой. Одни исследователи полагают, что автором был Роберт Гук (Robert Hook; 1635–1703)[1340], другие указывают на известного в свое время памфлетиста Ричарда Хейнса (Richard Haines; 1633–1685)[1341], третьи называют имя Ричарда Хаукинса (Richard Hawkins)[1342], полагая его наиболее вероятным автором[1343]. Другой пример – труд неоплатоника и оккультиста Джона Хейдона (John Heydon; 1629–1667), который не просто дополнил бэконовский текст, но и переработал его в духе сочинений розенкрейцеров[1344]. Можно упомянуть в этом ряду также трактат кембриджского неоплатоника Джозефа Гленвиля (Joseph Glanvill; 1636–1680), выдержанный в духе «рациональной религии»[1345]. Но тогда, в 1627 году, «New Atlantis» стала для читателей такой же неожиданностью, как остров Бенсалем для отчаявшихся моряков.

Если верить Роули, «New Atlantis» осталась незавершенной примерно по тем же причинам, что и «История царствования Генриха VIII (History of the Reign of Henry VIII)», для которой Бэкон успел написать только введение: желание завершить сочинения по натуральной истории («Sylva sylvarum» и «Historia naturalis et experimentalis»[1346]) вынудило его отложить работу над историческими и социально-политическими опусами. В письме отцу Р. Баранцано, профессору математики и философии в Анси[1347] (июнь 1622 года), Бэкон писал: «Что еще можно сказать, спрашиваю я, если описание примеров должно занять в шесть раз больше места, чем история Плиния?»[1348]

Именно как незавершенное сочинение «New Atlantis» преподносится в большинстве комментариев в современных изданиях. При этом предполагается, опять-таки с подачи Роули, что в ненаписанной части своей повести Бэкон планировал рассмотреть социально-политическое устройство Бенсалема. И это представлялось естественным, поскольку в предшествующих утопиях (Платона, Т. Мора и др.) главное место отводилось именно подобным описаниям. (Замечу, что распространенное в литературе утверждение о незавершенности «New Atlantis» и столь же распространенное отнесение повести к жанру утопии, оказываются, как правило, тесно связанными). Однако такая точка зрения у многих историков вызывает вполне, на мой взгляд, основательные возражения. В качестве примера приведу фрагмент из книги М. А. Кисселя: «Автор успел сказать самое главное, а подробности его уже не интересовали… Бэкон намеренно умолчал об этой (политической – И. Д.) стороне дела, потому что для него главным было возвеличить нарождавшуюся новую профессию ученого-естествоиспытателя. И этой цели он достиг… Так что явные пробелы в описании бенсалемского общества, оставляющие читателя в недоумении, объясняются, вероятнее всего, тем, что автор, высказав главное, потерял интерес к этому сочинению или просто не захотел касаться политически щекотливых вопросов. Он абстрагировался от политической злобы дня, чтобы остаться верным своей миссии»[1349]. Я отчасти согласен с мнением М. А. Кисселя, но только отчасти.