Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона

Продумывая оформление «Instauratio», Бэкон не забывал представить себя в нужном свете. Так, критикуя древних авторов и схоластов за чрезмерное увлечение «излишествами в словесном выражении», мешавшими «тщательному исследованию истины и живому стремлению к философии, ибо очень скоро усыпляют разум и ослабляют жажду и пыл дальнейшего исследования», он противопоставляет им «другой стиль», который «приходит на смену излишествам и пышной вычурности речи» и «выражается в четких словах, кратких сентенциях». Здесь он обращается, если не к Геркулесовым сполпам, то, по крайней мере, к образу самого Геркулеса. По выражению Бэкона, новым стилем пользуются «все геркулесовы бойцы в науке (так в «Instauratio»: «omnes Herculei literarum pugiles», в английской публикации 1605 года сказано скромнее: «Hercules’ followers in learning». – Авт.), т. е. трудолюбивые и мужественные искатели истины», к которым он причисляет и себя, тем самым умело соотнося свою персону с образом Геркулеса[1566].

Хотя на гравюре титульного листа «Instauratio» девиз «Plus ultra» отсутствует, он подразумевается в контексте изображения, а потому остановиться на истории и смыслах этого motto, равно как и предписания «Non plus ultra», представляется уместным.

Указанная символическая комбинация (упоминание или/и изображение Геркулесовых столпов + motto «Non/ne plus ultra») встречается уже у античных авторов. При этом античная традиция имеет двойственный характер[1567]. Согласно Помпонию Меле (I в. н. э.) и некоторым другим авторам, Геракл, завершив свое путешествие, насыщенное многими подвигами, оказался у Атласских гор. Он не стал взбираться на них, а пробил себе путь насквозь, соединив, таким образом, проливом Средиземное море с Атлантическим океаном[1568]. Согласно же Диодору Сицилийскому (I в. до н. э.)[1569], Геракл, наоборот, сузил пролив, чтобы помешать морским чудовищам из Океана проникать в Средиземное море.

В начале V века до н. э. столбы стали восприниматься как граница, которую не следует преступать морякам, поскольку за ней их поджидают большие опасности[1570]. Об этом свидетельствуют, в частности, строки од Пиндара (475 год до н. э.):

«Если лучшее в мире – вода,
Если достойнейшее из благ – золото,
То в доблестях людских – Ферон
Ныне достиг предела, коснувшись Геракловых столпов.
Дальнейший путь
Заповедан мудрому и немудрому.
Ни шагу, песнь моя!
Твой певец не безумен»;

«Нелегко проплыть еще далее

В неисходную зыбь
За теми Геракловыми столпами,
Которые воздвигнул герой и бог
Славными свидетелями предельных своих плаваний,
Укротив по морям
Чудовищ, чья сила непомерна,
Испытав глубинные течения,
Принесшие его к концу всех путей,
Где указаны им грани земные»;

«Но нет путей на закат

Дальше Гадира»[1571].

О Геркулесовых столпах как крае земли и границы для мореплавания писал Платон[1572]. Согласно античной традиции, на Гибралтарской скале и скале Абила были установлены две статуи на высоких колоннах, представляющие собой своеобразные ворота из Средиземного моря в Атлантику. В 711 году колонны и статуи были разрушены по приказу арабского полководца Тарика ибн Зияда (670–720).

В 1287 году итальянский историк и поэт Гвидо де Колумна (лат. Guido de Columna; итал. Guido delle Colonne; 1210?–1287?) утверждал, что арабы не только не разрушили колонн Геракла, но и на одной из них сделали надпись (по-арабски), предупреждавшую моряков об опасности выхода в океан. В латинском переводе Гвидо: «quidam locus a quo sufficit ultra non ire (некое место, дойти до которого достаточно, чтобы не идти дальше)»[1573].

Упоминание о Геркулесовых столпах как пределе постигаемого мира встречается около 1310 года у Данте в 26-й песне первой части «Божественной комедии» в речи томимого в восьмом круге Улисса (Одиссея):