У меня к Мэри было двойственное отношение. С одной стороны, я был благодарен Мэри за то, что она, хоть и невольно, спасла мне жизнь, помешав выпить мою последнюю на этом свете порцию виски. С другой стороны, Мэри лишила меня возможности побродить по судну и - как знать - наткнуться на того негодяя, который разгуливал среди ночи с черными намерениями в душе и молотком в руках. В том же, что она и тип, на кого она работала, знали, что я могу некстати попасться им на глаза, сомнений у меня не было. И еще одно лицо занимало мои мысли - это Хейсман. Врачи в силу особенностей их профессии ошибаются чаще, чем иные люди. Вполне возможно, что, увидев его больным, я напрасно решил, что Иоганн не в состоянии передвигаться по судну.
За исключением Гуэна, он один занимал одноместную каюту и мог никем не замеченным совершать свои вылазки. Кроме того, очень подозрительной казалась мне байка о его сибирской ссылке. Однако я не располагал ни одним существенным фактом, включая и тайную встречу с Мэри Стюарт, который позволил бы мне выдвинуть какое-то обвинение против Хейсмана.
Ощутив прикосновение Лонни, которого сразу можно было узнать по запаху, я обернулся.
- Помните наш разговор третьего дня? - спросил он.
- Мы с вами много о чем говорили.
- Говорили о кабаках.
- О кабаках? О каких еще кабаках?
- О тех, что будут на том свете, - торжественно произнес Лонни. Думаете, они там существуют? На небесах, я имею в виду. Какие же это небеса, если там нет кабаков? Разве это милосердно - старика вроде меня отправить в рай, где действует сухой закон?
- Не знаю, Лонни. Судя по сведениям, приводимым в священном писании, там есть вино, молоко и мед. - Увидев расстроенное лицо Лонни, я спросил: А почему вас так волнует эта проблема?
- Вопрос чисто теоретического свойства, - с достоинством ответил старик. Отправлять меня туда было бы не по-христиански. Меня же всегда мучит жажда. Вот именно не по-христиански. Ведь наивысшая из христианских добродетелей это милосердие. - Покачав головой, он прибавил:
- Самое немилосердное - это лишить меня эликсира доброты.
В боковой иллюминатор Гилберту видны были причудливой формы островки, разбросанные менее чем в полумиле слева по борту. На лице Лонни застыло выражение невозмутимой жертвенности. Он был вдрызг пьян.
- Так вы верите в доброту, Лонни? - спросил я с любопытством. Я не мог себе представить, чтобы человек, проживший целую жизнь среди киношников, способен был еще верить во что-то.
- А как же иначе, дружок?
- Даже по отношению к тем, кто ее не заслуживает?
- Видишь ли, таким она нужна больше, чем другим.
- Даже по отношению к Джудит Хейнс? Лонни взглянул на меня так, словно я его ударил.
Я протянул старику руку, чтобы помириться, но тот отвернулся и ушел с мостика.
- Оказывается, и невозможное становится возможным, - произнес Конрад.
На его лице не было улыбки, но я не заметил и осуждения. - Вам удалось нанести оскорбление Лонни Гилберту.
- Это было не так-то просто, - отозвался я. - Я перешагнул границу приличий. Лонни считает меня недобрым.
- Недобрым? - спросила Мэри Стюарт, положив руку на мою. Круги у нее под глазами стали еще темнее, глаза покраснели. Замолчав, она посмотрела через мое плечо. Я оглянулся.
В рубку входил капитан Имри. Лицо у него было расстроенное, даже взволнованное. Подойдя к Смиту, он что-то негромко сказал ему. Штурман удивленно взглянул на капитана и покачал головой. Старый морян произнес еще одну фразу, в ответ Смит пожал плечами. Затем оба посмотрели на меня, и я понял: что-то стряслось. Сверля меня глазами, капитан мотнул головой в сторону штурманской рубки и направился туда сам. Извинившись перед Мэри и Конрадом, я последовал за ним.
- Опять неприятность, мистер, - произнес Имри, закрыв за мной дверь. На "мистера" обижаться я не стал. - Пропал один из участников съемочной группы, Джон Холлидей.
- Куда пропал? - невпопад спросил я.
- Я тоже хотел бы это знать, - взглянул он на меня неприязненно.
- Он не мог исчезнуть бесследно. Вы его искали?
- Как же иначе? - озабоченно ответил капитан. - Везде искали, начиная от канатного ящика и кончая ахтерпиком. На борту его нет.
- Господи Боже, какой ужас, - ответил я, изобразив изумление. - Но я-то тут при чем? - Я думал, вы сможете нам помочь.
- Рад помочь, но каким образом? Полагаю, вы обратились ко мне как к представителю медицинской профессии, но в регистрационной карточке Холлидея нет ничего такого, что могло бы пролить свет на случившееся.
- Я обращаюсь к вам вовсе не как к представителю медицинской профессии, будь она неладна! - тяжело задышал капитан. - Думал, вы поможете мне как человек. Чертовски странно, мистер, что вы всякий раз оказываетесь в самой гуще событий.
Я ничего не ответил, потому что и сам подумал о том же.