Остров на краю всего

– Что, если мы упадем за борт и забудем, как плавать?

– Вот именно. Может, стоит помолиться?

Мари морщит нос.

– Ты ведь сама во все это не веришь, да?

– Во что во все?

– Ну, в молитву. В бога. – Она говорит точь-в-точь как нана.

– Не знаю.

Мари сердито качает головой.

– Ами, если будешь постоянно беспокоиться, думать о худшем, что может случиться, ты никогда ничего не совершишь. И мы были бы сейчас в приюте или плыли на корабле в какое-то другое место. Может быть, мы бы даже плыли в разные места. Но мы здесь и плывем к твоей нане. Мы это делаем. Так что прекрати беспокоиться. Сейчас уже слишком поздно. Если что-то и случится, мы с этим справимся, хорошо?

– Хорошо.

– Расскажи мне о ней. – Голос у Мари снова ровный, спокойный. – О своей нане.

Как же долго, несколько недель, никому о ней не рассказывала. Не позволяла себе этого. Но теперь собираю все, что знаю, и выкладываю как придется, не придерживаясь строгого порядка. Рассказываю о доме с бабочками, о том, как мы ловили звезды, пересказываю наши истории и всякие случаи. Как нана напугала мистера Замору, сняв перед ним платок. Мари даже присвистывает.

– Какая молодец. Наверно, храбрая.

– Вообще-то она не храбрая. Просто ей не важно, что думают люди. И ей было наплевать, что мистер Замора считает ее странной.

– Это и есть храбрость, – мягко говорит Мари. – Если бы мои родители не тревожились из-за того, что думают другие, я и сейчас была бы с ними.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что твоя нана – храбрая. – Мой вопрос Мари оставляет без ответа, как и любой другой. – Расскажи мне какую-нибудь ее историю.

Но мой взгляд уже вцепился во что-то за головой Мари. Холмики волн и за ними холмики повыше. И они растут, не опадают.

– Смотри!

И Мари поворачивается к далеким холмам Кулиона.

Будим Кидлата и делим еще один апельсин. Солнце достигло высшей точки, и я не могу поверить, что нам понадобилось лишь полдня, чтобы так близко подойти к дому. Гадаем, через сколько часов сможем ступить на берег. Кидлат выставляет свои пухлые пальчики, каждую минуту предлагая новый вариант.

Мы с Мари покатываемся со смеху, когда он поднимает один палец, и не сразу понимаем, что он указывает на что-то. Волны спадают, и из воды, словно клык, выступает острый выступ кораллового рифа. Мари тянется за веслом и в последний момент отталкивается от выступа, но парус уже несет нас к другому. Я бросаю взгляд вниз и вижу, что вода как будто пламенеет от красных и розовых кораллов и пенится над ними. Риф.

– Помоги! – Кидлат спешит к Мари, у которой вывернуло весло. Я хватаю другое, и мы вместе пытаемся отвернуть с мелководья, но ветер сильнее, и он тащит нас обратно.

– Парус! – кричит Мари. – Надо спустить парус.

Пытаюсь распутать узлы, которыми простыни крепятся к мачте. Лодка вздрагивает и накреняется, а я падаю на колени и не столько слышу, сколько чувствую, как днище скребет по кораллу. Мари трудно удержать весло одной рукой, и хотя малыш Кидлат дрожит от напряжения, стараясь ей помочь, но их сил недостаточно, чтобы уйти от столкновения. Весло застревает, и Мари, вытянувшись за ним, едва не падает за борт. Я успеваю, обдирая пальцы об оранжевую кромку, схватить весло. Лопасть сломалась, и я бью по парусу, пока не разрываю его пополам. Ветер с шумом устремляется в дыру, и лодка замедляет ход. Нас качает, но под днищем чисто.

Мари трясет правым запястьем, и я вижу на нем красные полосы и стертую кожу. Кидлат, отдуваясь, стоит на коленях. Смотрю на них, и меня вдруг бросает в жар. Сердце стучит в грудь. Я швыряю сломанное весло. Кидлат испуганно шарахается.

– Ами, что…

– Ты… ты сломала весло.

– Я не смогла вовремя его высвободить. Но у нас есть запасное.

– Ты сломала весло, и теперь мы остались без паруса! – Я кричу, пугая и ее, и себя. Голос обдирает горло, пальцы сжимаются в кулаки. Я даже не помню, когда такое случалось со мной в последний раз. Когда я хотела сделать кому-то больно, обидеть, задеть. – Ты тупая. Тупая… – Я поворачиваюсь к Кидлату: – А ты! Не мог хотя бы крикнуть? Не мог предупредить? Ты ведь не ребенок больше – учись пользоваться своим тупым языком!

– Ами! – Мари поднимается и становится между мной и Кидлатом. – Прекрати!

– Ты сказала, что тебе можно довериться. Ну, посмотри! Мы уже никогда туда не попадем.

– Никто ни в чем не виноват.

– Вы ни на что не годитесь. Вы оба. От вас никакого толку. Посмотри на себя…

Мари толкает меня. Сильно. Я заваливаюсь назад, больно ударяясь пострадавшей рукой. Острая боль прогоняет весь мой пыл, смывает, растворяет в стыду злость.

– Мари, я…

– Никогда больше так со мной не говори. – Она наклоняется ко мне. На бледных щеках горят алые пятна, и полуденное солнце проглядывает в растрепанных волосах, отчего они превращаются в сияющий ореол. Кажется, передо мной ангел ужаса. – Никогда.

– Извини. – По моим щекам катятся обжигающие слезы. – Не понимаю, что на меня нашло.