– Так мы с охраной или без?
– Мы выставим ее незаметно…
– Чепмен, мне кажется, вы просто хотите увидеть девушку, в которую влюблены. Это объяснимо. Но рисковать ее жизнью на вашем месте я бы не стал, – отрезал Судья.
– Сэр, я составил точный профиль маньяка. Все, что я вам о нем говорю: ревность как мотив, полнейшая безрассудность в действиях в последнем эпизоде – говорит о его уязвимости, эмоциональности. И именно я рядом с Ди сработаю дополнительным раздражающим фактором.
– Умно, умно говорите, вы бы сдали свой зачет. Только вот на любом экзамене вы бы отвечали, учитывая закон той страны, где его сдаете, – прокомментировал Судья, – и знаете, что, Чепмен? У нас такого закона, чтобы выпускать невест на прогулки – нет.
– Диана не только невеста, но еще и вдова. Я проверил – закона, который бы ограничивал перемещения вдов после смерти их мужей – тоже нет.
– Тонко. И правда нет.
– Так что же вам мешает? Понимаю, нужно убедиться, что нет опасных политических моментов… но ведь вы выиграете, если поймаете злодея? Вы и без того сделали на меня ставку, рискнули. Так пойдемте до конца.
Судья достал из кармана пиджака четки и начал их неспешно перебирать.
– Мне надо подумать. Я сообщу вам о своем решении.
– Сэр, доверьтесь мне.
– Идите.
Чепмен закрыл за собой двери большого зала и остановился. Он так надеялся, наконец, подойти к Ди, взять ее за руку, передать ей давно лежащий наготове подарок – новые очки, добытые через Франклина… Лишь бы только вновь почувствовать запах ее тела – он прекрасно знал этот запах даже в самых резких его проявлениях, и он любил его. Контейнерные улицы, по которым ему предстояло пройти, сливались в монотонный стальной туннель, казалось бы, не имеющий выхода. Бессилие целиком захватило Чепмена, передалось и походке, и даже дыханию – дышать было вроде не трудно, но будто бы незачем, не стоило это того, чтобы растрачивать жалкие остатки сил. У него не будет Ди; преступник останется на свободе, любовь Чепмена обречена погибнуть на этом проклятом острове. Чепмен вышел к последнему ряду контейнеров перед берегом; если пройти по узкой тропке, можно оказаться на берегу мусорщиков. Какие-то три десятка шагов – и вот оно, первое море, порожденное человеком, пугающее и великое – море мусора. Кто бы мог подумать, что картина-страшилка из пабликов встревоженных экологов, которая сегодня ассоциируется со смертью всего живого больше, чем какое-нибудь извержение вулкана, станет домом для стольких людей, и кто-то из них будет даже радоваться солнцу, приходящему теплу и некоему подобию весны, которая заметна только по потеплению и осадкам. Настоящая весна сюда не добирается: на острове нет ни листика, перелетные птицы не прокладывают над ним маршрутов… Вдруг Чепмен увидел парочку – Энрике и Айви, идущих по берегу, держась за руки. Подростки лавировали между намытыми на набережную, но еще не разобранными кучами мусора, выбрав время, когда никого нет. Как робко и бесшумно шли они по этому проклятому пространству и будто бы светились. Айви резко вырвала руку и помчалась вперед, и Энрике припустил за ней – оба отчего-то, из-за шутки, не услышанной Чепменом, рассмеялись звонко и радостно, и Чепмену захотелось побежать вместе с ними, заливаясь смехом. Но тут Энрике, уже обогнавший девочку, заметил Чепмена, стоявшего как бы скрываясь от внешних взглядов, и остановился. Айви подбежала и тоже встала как столб. Дети испугались Чепмена, парня, который старше их на какие-то семь-восемь лет и еще минуту назад мечтал пуститься вместе с ними наперегонки. Это его задело – разве он так страшен, разве не годится для их игры, разве тоже не любит? Любит. Значит, не может сдаваться. Значит, сделает все и пожертвует собой, но накажет маньяка.
Франклина допустили к Ченсу. Утром его вызвал Судья и успел сказать лишь два слова: «Ченс жив», трясущийся отец тотчас потерял способность мыслить и устремился к сыну, даже не испросив разрешения. Франклин вбежал на территорию военной базы, минуя часовых и был так уверен в каждом движении, что солдат даже не спросил его «куда?». А может, часовой знал о Ченсе. Глашатай острова так хорошо понимал принятые порядки, так пропитался духом Немо, что ему и спрашивать не надо было, где его сын: конечно, в камерах заключения, в кутузке Зилу. Ему пришлось стучаться и кричать, но недолго – Альваро пустил его внутрь. Увидев Ченса с катетером в вене, с подвешенным к стене медицинским мешком, Франклин бросился к нему.
– Сынок, боже, сынок, – Франклин осторожно приложил голову к его груди, чтобы послушать сердце. – Альваро, дружище, что с ним?
– Дела его весьма скверны, Франклин. Истощение, обезвоживание… также я нашел какого-то паразита под кожей… пока не понимаю, что это, но, думаю, с ним справимся.
– Он выживет?
– Честно, Франклин, пока не знаю. Орландо ровно в таком же состоянии, обоим показана одна терапия. Холгер дал все, что мог.
Франклин замер, глядя на Ченса.
– Какой дурак, а. Ведь они вырубили меня, чтобы сбежать, вы знали?
– Да? Что-то такое слышал перед судом, кажется.
– Альваро… а что нам делать дальше?