– Что лежишь, шлюха? Чуть притронулись к тебе, и сразу рыдать, сопли пускать?
Крюгер схватил Эмму за волосы и с размаху приставил к стене.
– Ты у меня получишь, сука, грязная сука.
Он насиловал ее исступленно, долго, жестоко, беспощадно. Он крушил и ломал ее тело, а Эмма ничего не могла поделать: от ужаса она потеряла любую способность к сопротивлению. Она боялась умереть, но противиться этому в эти минуты не умела, и только одно сознавала: «Это он… Крюгер – маньяк».
Крюгер ушел из дома тем же вечером, прихватив с собой весь запас токсина. Он отправился в самое укромное, запрятанное и защищенное место клана. С недавних пор им стали контейнеры с лабораторией Паскаля. Последний сидел там сутками, экспериментируя над токсином в тщетной попытке создать тот самый, по рецепту Альваро. Но даже на глаз было очевидно, что консистенция жидкости не та, технологический процесс где-то нарушается. Паскаль уже потерял нить логики – зачем он это делает? Иногда он снова нащупывал ответ – конечно же, в хирургических операциях можно использовать только средство, которое полностью «выключает». А эта субстанция, при которой возможны сны наяву и двигательная активность, не подойдет для медицинского вмешательства.
– О, Крюгер! Ну наконец-то!
В этот момент Крюгеру хотелось, чтобы Паскаль отправился спать и не заваливал его вопросами. Уж в чем, а сейчас в собеседниках он не нуждался. Но «варщик» наркотиков был только обрадован вниманием к себе.
– Мне нужны испытуемые. Надо апробировать несколько вариантов, иначе я не смогу увидеть разницы.
– Ну да… – равнодушно проговорил Крюгер, который отчего-то не подумал, что любой продукт следует тестировать. – Который из них больше похож на оригинал?
– Наверное, этот, – Паскаль протянул Крюгеру пробирку.
Крюгер повертел пробирку в руках и попросил Паскаля уйти. Именно необходимость прогуляться и помогла океанологу: он дошел до мусорного берега и встретил своих идеальных испытуемых – бродяг, которые уже начинали сходить с ума от внутреннего жара и лихорадки, от жажды и распространяющейся по всему телу сухости.
Холгер раскрыл уже третью грудную клетку и изумился: картинка была той же. Как и у двух прежде вскрытых ремесленников, у этого не было никаких признаков летального повреждения внутренних органов. Сердце – да, сердце было не в лучшем состоянии, с пролапсом митрального клапана, что уже скоро могло привести к смерти, но легкие были целы; почки – в отличной форме, что даже странно для острова; поджелудочная, селезенка, печень – все в рамках нормы для мужчины средних лет. Иначе говоря, он был необычно здоров для умершего. Все указывало лишь на обезвоживание: густая кровь, сухие слизистые, остатки ярко-желтой мочи в мочевом пузыре. Но какова была причина лихорадки? Неужели одна лишь борьба с обезвоживанием и охлаждение способны справиться с синдромом отмены? Что за бред, что за специфический токсин?
Сколько бы Холгер ни рассматривал вскрытых, ход мыслей его не менялся. Он созвал целый консилиум, почти весь клан врачей выстроился у разверстых тел. Никто и ничего не мог предположить. Смущенные врачи – от дерматолога до нефролога – лишь бормотали: «была бы лаборатория / нужна серология / хоть какие-то анализы / провести бы биопсию»…
Затем сбитые с толку врачи всей толпой отправились в клан ремесленников, чтобы осмотреть оставшихся в живых. Все, как один, показывали хорошую динамику. Холгер решился на небольшой тест – убрал капельницу с физраствором у одного из них и сел рядышком. Прошло два часа, все врачи уже разошлись, а лишенный воды пациент начал дрожать, погружаясь в лихорадку и отчаянно потея. Холгер обложил его льдом и вернул капельницу на место. Еще через полчаса пульс, давление, температура вернулись в норму, а активное потоотделение завершилось. Похоже, вопрос только в количестве воды и льда, которое надо потратить, чтобы синдром отмены сошел на нет – таков был предварительный вывод Холгера.
Чепмен в одиночестве работал в радиорубке Франклина, когда якобы за новой книжкой пришла Эмма.
– Это он, – сказала она и рухнула, Чепмен еле успел ее подхватить.
Самопровозглашенный следователь усадил гостью, дал ей воды и какое-то время задумчиво молчал. Эмма успела прийти в себя.
– Я готова пойти к Судье.
– Полагаю, это ни к чему не приведет.
– У меня есть доказательства… я могу показать Холгеру.
– Все так плохо?
– Да… видишь, как я накрашена? В три слоя тонального крема. Мое лицо – синего цвета.
– Я вижу, что ты… опухла или отекла.
– Это гематомы… и он вырвал волосы… клочьями, смотри, – Эмма наклонила голову, чтобы показать студенту залысины.
– Ох, Эмма, – только и мог выдохнуть Чепмен, – боюсь, даже это не возымеет действия.
– А что нам делать?
– Надо ловить с поличным. Раз уж мы знаем, что это Крюгер. Надо… устроить обыск. У него в клане есть какие-то свои личные места? Где он хранит свои вещи?
– Да я нигде не была, кроме его контейнера… мы называем его «домом».
– Постарайся узнать, где его потайные уголки.
– Боже, Чепмен, да он чуть не убил меня.
– Почему ты не достала нож?