Читаем Остров неопытных лириков полностью

«Так же, как и все остальные временные петли, — подумал он. — Видимо, в первый раз что-то катастрофически сильно пошло не так. И я решил это пофиксить, позвонив или написав более ранней версии себя, чтоб предупредить. А поскольку с первого раза всё исправить у меня не вышло, я снова передал эстафету более ранней версии себя. И снова. И ещё. И опять. И так постепенно, раз за разом, я улучшал свой результат, словно переигрывая один и тот же уровень в компьютерной игрушке. И в этот раз у меня всё получилось! Я спас всех. А это значит, что петлю, в которой я застрял как белка в колесе, больше нет нужды улучшать».

— Вот я кукушаголовый, — прошептал он пересохшими губами. — Сейчас самое время эту петлю сбросить!

Утро сразу перестало казаться томным. Быстрее молнии Витька бросился к шифоньеру, раскидывая стоящие на нём коробки, в которые несколько минут назад спрятал свой сотовый телефон. Он уже не боялся шуметь — у него практически не осталось времени, а на кону стояла его жизнь.

Найдя телефон, он с силой швырнул его в стену, заставив разлететься мелким пластиковым мусором. И испуганно замер, прислушиваясь к своим ощущениям. Что-то в окружающем его мире изменилось — но он никак не мог сообразить что. Он повернулся к кровати, на которой ворочалась просыпающаяся Инка, и помахал ей рукой.

И с ужасом увидел, что через ладонь руки просвечивает ночник. Его тело стремительно становилось бесплотным, теряя связь с временным потоком, в котором ему больше не было места. Сосредоточившись, Витька попытался зацепиться за ускользающую реальность — теперь он это умел. И ему это удалось — напрягая все силы, он снова вернул телу какую-то относительную плотность.

Но это была не победа. Это была попытка оттянуть неизбежное. Витька тонул во времени, словно захлёбываясь в воде, ощущая всё нарастающее желание сдаться, отпустить временной поток, за который он отчаянно цеплялся. И когда он почти смирился, ему в голову пришла идея. Бросившись к висящей на стене доске для записей, он схватил маркер и начал писать, до боли закусив губу.

Выдержки хватило ровно на две строчки. Потом маркер скользнул по пластику, Витька на секунду отвлёкся, потерял сосредоточенность… Снова начал писать, но не сумел удержаться, рассыпавшись потоком ярких искр, словно салют, прямо на глазах у проснувшейся Инки.

Эпилог


— Инк, а, Инк, ты чего? Что-то уронила? — позёвывая, спросила мама Инки, входя в комнату. — Мы слышали шум. Ты вставала? Тебе приснился плохой сон?

— Я видела призрака, ма! — воскликнула сидящая на кровати Инка. — Он оставил мне подарочек!

И она показала деревянную лакированную коробочку с резной крышкой, на которой красовалась надпись «ИНКА, ОТКРОЙ МЕНЯ!»

— Ох уж эти твои фантазии, — натянув улыбку на лицо, сказала мама. — А теперь серьёзно. Что упало и откуда эта коробка у тебя? Я не видела её дома.

— Я же говорю — её принёс призрак. Совсем молодой мальчик. Он ещё телефон зачем-то об стенку разбил — вон обломки лежат.

— Действительно лежат… — удивилась женщина, наклоняясь над ковром. — Инка, кто к тебе заходил? Это был твой друг? Кто-то из одноклассников? — спросила она, выпрямляясь.

— Увы, мамочка, — закатив глаза, сказала Инка, — это был совершенно незнакомый призрак. Но он действительно приходится мне другом — потому что принёс подарок! На нём написано моё имя.

И она показала матери деревянную шкатулку, которую держала в руках.

— Даже не вздумай эту коробку открывать! — воскликнула женщина, прочитав надпись на коробке.

Но было уже поздно.

Решив открыть подарок, Инка надавила пальцем на защёлку, украшенную надписью «ИНКА, НАЖМИ СЮДА». В коробочке что-то щёлкнуло, звякнуло и задрожало. Инка улыбнулась в предвкушении чуда…

Вместо этого в лежащий на кнопке палец глубоко вонзилась игла. Инка завизжала, отбросив коробочку подальше от себя, — но уже было поздно. Находившееся в спрятанном внутри коробочки автоматическом шприце вещество успело поступить в кровь.

Вслед за Инкой завизжала мать, заметив среди заполняющих внутренности шкатулки механизмов полупустой шприц, с иглы которого капала светящаяся зелёная жидкость.


— Какой-то невезучий маньяк попался, — подвела итог Инка, когда её родители обыскали квартиру, вызвав по телефону скорую помощь, полицию, МЧС и зачем-то ещё пожарных. — Старался, пыхтел, шкатулку с секретом делал… В призрака переоделся… В комнату прокрался… И всё зачем? Чтоб отравить девочку, которая и так помрёт до нового года. Эпический облом детектед!

— Что ты сразу о плохом, — всхлипнула мать. — Может, это был безобидный безумный пранкер?

— Вряд ли, — вздохнула Инка. — Вариантов, собственно, тут немного. Или серийный убийца, или Петров с Бошировым дверью ошиблись.

Несмотря на наложенный на руку жгут, она чувствовала, как волна онемения медленно поднимается по телу. Страха у неё не было — было безмерное удивление. И облегчение — ожидающее её последнее великое приключение наступило быстрее, чем ожидалось. И оказалось вовсе не таким ужасным — без боли и медленного угасания под капельницей в хосписе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза