Остров Пинель

Обедать не хочется. Эжени настаивает на визите к корабельному врачу, но я отшучиваюсь. В самом деле, за исключением озноба и боли в месте контакта с огневкой, пока я чувствую себя сносно. Я ополаскиваюсь под душем, глядя на то, как обнаженная Эжени молча расчесывает волосы перед зеркалом. Вид ее кротко опущенной головы умиляет, я уже почти простил ей легкий флирт с мулатом.

Мы решаем перекусить канапе в кафе на Променаде и отправиться на шоппинг в город. Лайнер стоит на Сен-Маартене два дня, и нельзя упускать возможность самого выгодного в мире «дьюти-фри», наставительно говорит мне повеселевшая Эжени.

Паром от причала с лайнером довозит нас до пристани у главной улицы Филипсбурга, затейливо названной Фронт-Стрит. Десять минут неспешного блуждания по лавочкам, набитым чем угодно – от поношенных туфель и бывших в употреблении украшений до современной электроники и бутиков Дольче и Габана и Шанель – выводят нас на грязную и занюханную параллельную улицу, с не менее мудреным названием – Бэк-Стрит. Кроме множества полуразрушенных «шаков»-лачуг, на ней нет ни магазинов, ни пивнушек. Разительный контраст с улицей-антиподом. Возвращаемся назад.

Жарко. Пока мы переезжали с французской стороны, здесь, в Филипсбурге, прошел короткий сильный ливень, который слегка прихорошил пыльные улицы. Едкое солнце в тандеме со стопроцентной влажностью добивает толпы туристов-шопперов. Кроме нашего корабля, в этот вечер на Сен-Маартене стояли еще три: один от «Селебрити», затем «Оушн Виллэдж» и еще какой-то чартерный корабль снобистского вида – его пассажиры поголовно щеголяли в односложных белых одеждах. Сарацинский набег нескольких тысяч покупателей должен был, по идее, сделать местных продавцов этернально счастливыми. Однако они выглядели более уставшими и раздраженными, чем покупатели.

Мы переходим на другую сторону Фронт-стрит. Чудноватое название кофейни, вырисованное на папиаменто – смешанном карибском языке – заканчивается словом «баранка», что приводит в восторг Эжени, немного знавшей русский. Эжени утверждает, что баранка – это багель по-русски.

У меня по-прежнему противно во рту от металлически вязкой слюны. Эжени морщится – я плююсь похуже бейсболиста, жующего табак, но легче мне от этого не становится.

Боковое ответвление Фронт-стрит дышит свежей краской. Ряд новых магазинчиков жужжит кондиционерами над дверьми, а трио разнаряженных креолок-зазывал приглашает нас посетить эти «лучшие в мире бутики». Все втроем пялятся на меня, причмокивая губами. Мы колеблемся. Энтузиазм Эжени берет верх, и мы сворачиваем в улочку. Когда мы протискиваемся мимо зызывал, девицы, пожирая меня глазами, начинают тарахтеть на папиаменто, периодически вставляя «бой», «свити», «кэнди айз». Эжени недовольна. Я начинаю учащенно дышать. Слюноотделение – как у собаки. Сочетание этого с резко обозначившимся либидо удивляет. Я внезапно начинаю оценивающе смотреть на всех женщин: на трех креолок, на Эжени, аппетитно повернувшуюся ко мне спинкой, на вот ту мелковатую продавщицу с узкими плечами и невероятно широкими бедрами – она так же призывно улыбается мне, как и креолки на входе, предлагая взглянуть на стеллаж с псевдо-голландской голубой лепнухой… Становится неловко перед Эжени. Пробормотав на папиаменто: «Маша данки» – «Спасибо» – я ретируюсь на улицу. Троица в отдалении восхищенно прищелкивает языками.

Эжени наконец выходит наружу. Ничего заслуживающего внимания. Те же сувениры, что и везде. Только девки нахальнее, бурчит она.

Хихикающие креолки плотоядно ожидают нашего возвращения, но мудрая Эжени оттаскивает меня глубже в полутьму улицы-аппендикса, где за поворотом мы ретируемся в довольно сносный бар с кондиционером.

Качественный мартини с луковками. Эжени пьет коко-бонго. Медленно, как бы смакуя, облизывает губы. Плутовка.

Меня заинтересовал бутик рядом с баром. Мужские платки, галстуки, ремни, хумидоры, еще какая-то мелочь. Похоже, также недавно открылся. Пока Эжени допивает коктейль, я захожу в прохладу бутика.

Аромат хороших духов смешивается со строительным запахом. Потолок в свежих пятнах невысохшей краски. Две продавщицы, одна постарше, видно, менеджер, и другая, лет тридцати, с дивными раскосыми глазами, начинают виться вокруг меня. Щебеча на французском, набрасывают на меня шейные платки красивых расцветок. «Мсье курит? У нас только что появилась прекрасная коллекция портсигаров из эбенового дерева… Кати, проводи мсье…»

Томная Кати ведет меня к низкой витрине за углом, почти в подсобке. Пока она нагибается за коробкой с портсигарами, молния, вставленная в задний шов ее юбки, бесстыдно расходится снизу.

На ней нет нижнего белья.

Слюна переполняет рот – так ведь и захлебнуться недолго! – и в этот момент она поворачивается ко мне, внезапно впившись влажными лепестками губ в мои. Мне жутко неловко и одновременно занебесно приятно… До тех пор, пока я не осознаю, что она самозабвенно сосет мой язык.

Она выпила мою слюну.