Остров разбитых сердец

Энни шагает по Рю дю Бак. Может, сегодня ей улыбнется удача? Она запланировала обойти Первый округ, район Лувра и Тюильри. Идя вдоль реки, она высматривает миниатюрных блондинок. Хотя ее сестра, наверное, уже не миниатюрная. Кристен должна быть на девятом месяце беременности и расхаживать с животом, выпирающим из-под пальто, как арбуз. При этой мысли Энни улыбается, но в тот же момент ее как будто кто-то хватает за горло. Она могла стать… она станет тетей.

Сунув руки в карманы, Энни идет дальше. Вот и Тюильри – великолепный регулярный парк семнадцатого века. Выискивая взглядом сестру, Энни проходит мимо роскошного зеленого газона, на котором, словно шахматные фигуры на гигантской доске, расставлены статуи. Потом сворачивает на гравийную тропинку между двух ровных, как стены, рядов кустарника. «Эдвард Руки-Ножницы[8] поработал», – сказала бы Кристен.

Женщины сидят парочками на скамейках, болтают. Пожилые мужчины, составив в кружок несколько переносных стульев, размахивают руками в такт своей мелодичной речи. Кто-то молча читает. Энни одергивает себя: хватит зевать! Она пришла сюда, чтобы найти сестру. Но с каждым лицом, на котором останавливается ее взгляд, с каждой секундой, с каждым ударом сердца надежда становится все слабее и слабее.

Следующие два часа Энни разглядывает прохожих, сидя перед Лувром. В двенадцать забирает ребенка из школы. На душе скребут кошки. И с чего она возомнила, будто сможет найти Кристен в таком огромном городе? В «Фейсбуке» она прямым текстом написала ей, что едет в Париж ее искать, указала адрес Тома. Каждое утро отправляет напоминание. Может, Крисси просто не хочет, чтобы ее нашли? Энни знает свою сестру – независимую, своенравную, способную иногда совершать неразумные поступки. Такую упрямицу никто и ничто не выманит из укрытия, если уж она решила прятаться.

Половина пятого. Олив смотрит в окно, забравшись на диван и встав на колени. Энни входит в комнату с корзиной свежевыстиранного белья:

– Что разглядываешь, горошинка?

Олив не отвечает. Энни ставит корзину на пол.

– Поможешь мне разложить по полочкам одежку? Или лучше пойдем погуляем?

– Не-е-ет! – тянет Олив, как будто в жизни не слыхала более глупого предложения.

– Тогда пойдем поиграем в «Уно», порисуем или испечем печенье.

– Нет. Скоро придет папа.

Энни кивает: она чуть не забыла о том обещании, которое профессор дал своей дочке.

– Ну да, верно.

Энни украдкой подходит к девочке, и они обе смотрят в окно на тротуар.

– Папа отведет меня в ресторан, и я буду пить молочный коктейль, а тебе с нами нельзя!

– Конечно, я не пойду.

Вообще-то, Энни думала присоединиться к Тому и Олив за ужином, но теперь поняла, что это ни к чему. Она не член семьи, а просто няня. Нужно помнить свое место.

– Когда мы с Кристен были маленькими, папа водил нас в старое кафе «Чашка с блюдцем». Мы садились у барной стойки. Я брала сыр на гриле, Кристен – гамбургер и картошку фри, а папа всегда ел омлет.

– А мама?

– Мама с нами не ходила, – говорит Энни, удивленная тем, что Олив откликнулась на ее слова. – Это было уже после развода.

– После чего?

Несколько секунд Энни думает. Пытается сформулировать объяснение, правдивое и в то же время понятное ребенку:

– Развод – это когда мужчина и женщина решают, что больше не хотят быть мужем и женой. Для своих деток они остаются мамой и папой, но живут в разных местах.

– А детки?

– Ну мы с Кристен остались у мамы. К папе приезжали только два раза в месяц на субботу и воскресенье.

Олив морщит лобик:

– А все вместе вы больше не жили?

– Нет.

Девочка отворачивается к окну, и они с Энни продолжают молча смотреть на людей, проходящих по улице. Может, не стоило говорить малышке так много? Не рановато ли ей знать о том, что любовь иногда оказывается недолговечной?

– А моя мама жила с папой и со мной! – заявляет Олив хвастливо.

Энни улыбается:

– Тебе везло.

Кивнув, Олив прижимается лбом к окну. Стекло запотевает от ее дыхания.

– Ну папа, ну давай! – говорит она. – Возвращайся скорее!

Энни замечает на полке бинокль, берет его и начинает искать в толпе пешеходов красивого мужчину в джинсах и коричневом блейзере, но вскоре спохватывается: она должна высматривать не его, а беременную блондинку.

– Эй! Это папино, и это не игрушка! – говорит Олив, явно повторяя слова отца.

– Верно, – смеется Энни. – Я буду очень осторожна. Просто мне интересно, смогу ли я разглядеть твоего папу. С помощью этой штуки можно видеть предметы, которые находятся очень далеко.

– Правда? – Олив выхватывает бинокль. – Дай мне!

Энни рада видеть, что ей наконец-то удалось заинтересовать девочку.

– Хорошо, хорошо, не спеши, дорогая. Я тебе помогу. – Она надевает ремешок ей на шею и подносит бинокль к глазам. – Только осторожно.

– Ничего не вижу! – хнычет Олив.

– Сейчас-сейчас. – Энни подкручивает колесико. – Скажи, когда будет хорошо.

– Нет, нет, нет… Да! Ух ты!

Быстро оглядев прохожих на тротуаре, Олив смотрит выше:

– Так не честно! Этот дом мне мешает! Подвинься, дурацкий дом!