Остров Робинзонов

– Ну, – возразил ее брат, – такое указание слишком сомнительно. Туземцам хорошо известно употребление огнестрельного оружия, и у многих индейцев есть ружья. Впрочем, и присутствие европейцев не должно безусловно радовать нас, потому что в здешних странах белое население зачастую состоит из отъявленных негодяев, подонков цивилизованного общества. Вспомни рассказ Ильпы об этих регатоэс, кровожадных злодеях, которые грабят, убивают и уводят в рабство несчастных индейцев.

Пока Жан и его сестра разговаривали таким образом, тревога в рядах тукано все возрастала.

С каждой минутой становилось очевиднее, что охотничье племя сильно взволновано чем-то. Группы мужчин, женщин и детей соскочили вдруг с обрыва, где они сидели, и, снимая свои незатейливые походные палатки, углубились в лес, откуда больше не показывались.

В то же время лесное эхо повторяло пока отдаленные звуки выстрелов, которые, однако, слышались теперь яснее, чем незадолго перед тем. И по мере их приближения армия индейцев таяла еще быстрее, рассеивалась как дым.

Тукано, несомненно, снимали осаду.

– Вероятно, они бегут от какого-нибудь грозного врага, – заметил Жан. – Эти бедные люди были для нас скорее надоедливыми, чем стеснительными соседями. Конечно, со временем они, пожалуй, стали бы несноснее. Теперь их точно вымело. Но дай Бог, чтоб им на смену не явились неприятели похуже.

При этих словах Жанна указала брату на Ильпу, которая дрожала и волновалась еще сильнее прежнего. У бедной женщины даже стучали зубы.

– Что с тобой? Успокойся, – сказал ей Жан. – Ты видишь, тукано удалились.

Вместо ответа индианка с плачем обняла его колени и указала отчаянным жестом на лес со стороны Мараньона.

X. Блокада снята

Ужас Ильпы вскоре объяснился, когда около полудня с южной стороны из лесу высыпала большая шайка метисов, индейцев, негров и белых около шестидесяти человек, которым предшествовала стая собак от восьмидесяти до ста штук.

Трудно было представить себе что-нибудь более жалкое и вместе с тем более отталкивающее, как вид, одежда и ухватки этих людей – подонков всех народов, всех рас и всякого происхождения. В лохмотьях, с головами, повязанными когда-то белыми фулярами или прикрытыми широкополыми соломенными шляпами, они были вооружены ружьями, револьверами, ножами или громадными саблями, заткнутыми за яркие красные кушаки, некоторые в мягких мокасинах, но большинство обутые в простые кожаные эспадрильи, привязанные к ногам ремешками или веревочками; то был самый разношерстный и в то же время отталкивающий сброд современных искателей приключений, которые систематически занимаются грабежом, представляя настоящий бич для испанских и португальских республик в Южной Америке. Конечно, не в виде таких жалких головорезов любим мы представлять себе первых героев-завоевателей: храбрых Кортесов, Писарро, Альмагро и Кабралей. Однако надо полагать, эти исторические личности мало чем отличались от них. И то, что история сообщает о подвигах этих воителей в Новом Свете, рисует нам их не иначе как жестокосердыми разбойниками, лишь безумно храбрыми и удачливыми.

Но оборванцы, готовые напасть на обитателей «Сен-Жака», менее всего походили на победителей или апостолов наивно-жестокой цивилизации. Нет, ими руководил один инстинкт жадности, и они преследовали только свои интересы. Большинство из них были теми ужасными промышленниками по бразильским рекам, название которых «регатоэс» тесно связано для честных купцов из Пары или Рио-де-Жанейро с мыслью о кровавых экспедициях, насилиях, убийствах, грабежах и пожарах.

В этой шайке находились люди всевозможного происхождения. Метисы были по большей части замба – замечательно красивые молодцы, происшедшие от смешения трех рас: белой, краснокожей и черной, – дезертиры бразильской армии, не могущие подчиниться даже той чисто показной дисциплине, которой требуют от этих солдат, вечно готовых к революциям и военным бунтам. Другие же сохранили в своей крови и в своей душе след их происхождения. Сыновья регатоэс, они унаследовали традиции предков – бесшабашно-веселых и зверских. Остальные, наконец, были не кто иные, как преступники, бежавшие из всевозможных каторжных тюрем на морском берегу, или беглые негры, зараженные непримиримой ненавистью к фазендейросам – землевладельцам-скотоводам в саванне. В их числе находился один француз, один ссыльный из Марони, вырвавшийся на свободу и из Куру бежавший в Кунани, из Кунани в Мапу, из Мапы в пустыни по берегам Амазонки.

Эта разбойничья армия жила в полной распущенности, скорее как могла, чем как хотела, не имея выбора в средствах, чтобы обеспечить свое существование, и, кроме того, не отличаясь особенной разборчивостью.

Бродяги приросли к месту от изумления, смешанного с радостью, когда увидели разбитый корабль, обещавший богатую добычу.

Их неожиданное нашествие заставило побледнеть Жанну, которая не могла скрыть от брата своей тревоги.

– Я думаю, что Ильпа была права, – сказала она. – Недаром бедная женщина пришла в такой ужас. При всей своей надоедливости тукано были гораздо лучше этих людей.