Остров Сахалин

Поляна на границе поселения была небольшая, да, пятачок, не более нескольких метров. Перегрызенные кости с остатками мяса. Не сильно воняло почему-то, лишь вблизи почувствовала. Или привыкла, и умеренный смрад мной не воспринимался как смрад.

Артем нервно озирался.

– Кто это сделал?

– Медведь… – неуверенно сказал Артем. – Наверное. Скорей всего…

– Медведь? – шепотом переспросила я.

– Медведь.

Но уверенности в его голосе не слышалось.

– Медведь. Большой мишка. Наверное, старый, охотится не мог… И не на кого. А человек очень легкая добыча, да и не считает их никто…

– Но тут много людей жило, – сказала я. – Почему они… не сопротивлялись? Они ведь наоборот…

Артем потер лоб.

– Они ему сами отдались, – наконец сказал он. – Сами…

Я не понимала.

– Что здесь… произошло?

– Знаешь, тут среди людей разные культы распространены…

Артем озирался, а я хотела скорее отсюда уплыть, пусть на сдутой лодке, пусть вообще без лодки, лишь бы подальше.

– Странные… – Артем вытащил из кармана жестяную баночку с многочисленными пробитыми гвоздем дырками. – Некоторые очень странные. Я видел людей, поклонявшихся костям…

Артем открыл баночку, вытряхнул из нее веревочку, кусок темной смолы и зажигалку, чиркнул зажигалкой и извлек огонь.

– Гусеницам еще молились…

Артем поджег с краешка смолу, она вспыхнула, затрещала, забрызгала, и Артем тут же ее задул, вставил в баночку и закрыл крышку; смола задымила, а Артем стал крутить самодельное кадило над головой на веревке. Из баночки повалил дымок, он пах чем-то резко техническим и при этом сладким, кроме того, банка издавала напряженный воющий звук, словно над нашими головами загулял большой шмель.

– Каким гусеницам? – не поняла я.

– Железным, – ответил Артем. – От вездехода.

Вокруг нас наворачивался дымный кокон, у меня защипало глаза и запершило в горле, но Артем продолжал настойчиво вертеть банку, создавая вокруг нас дымовую завесу.

– Они думали, что гусеницы – это ремни из шкуры дракона, – усмехнулся Артем. – А ползуны… ты же видела, какие они…

Да, ползуны. Это впечатляет, этого я не забуду. Да я много чего не забуду. Да все.

– Жрать нечего, дохнут все и молятся, молятся… Дрянь разная лезет: сердцедеры, самоубийцы, живоглоты… Эти, может, тоже кому поклонялись…

Артем указал на столб с цепями.

– Скорее всего, жертвы приносили, – сказал он. – Знаешь, всякое такое… зверь из леса приходит раз в год и жрет… Но что-то у них тут пошло не так…

Артем принялся вертеть над головой кадилом с удвоенной силой, отчего звук стал пронзительнее и тоньше, теперь это был не шмель, а комар.

– Что-то у них все вкривь. – Артем продолжал раскручивать банку. – Они его разозлили, и он сожрал их всех, а не кого-то одного…

– Как это всех? – шепотом спросила я. – Сразу?

– Зачем сразу? Мишка умный, мишка не дурак… Он им ноги сначала пооткусывал, чтобы уползти не могли, а потом уже жрал постепенно, день за днем. Собрал их в одном месте, чтобы не протухли…

Меня замутило, я достала пистолет и сняла с предохранителя.

– Он здесь где-то… – Артем сжимал багор. – Здесь…

– Почему?

– Много мяса осталось, не ушел бы.

Меня затошнило. Не от запаха – от напряжения. От острова.

Медведь. Медведя не спросишь о будущем.

– В голову старайся, если что, – посоветовал Артем. – Или очередью, может, тогда пробьет.

Да, буду стараться в голову. Очередью в голову.

Не пробьет, медведя так не застрелить.

– Для чего дым? – спросила я.

– Мишка не любит этот дымок, – пояснил Артем. – Ой как не любит… Надо его отвадить…

– Мы же здесь не останемся, – напомнила я. – Зачем нам отваживать?

– Да, – кивнул Артем. – Но он нас заметил, мы ему уже понравились… Он пойдет за нами по берегу.

Я почувствовала, как по шее поднимается холодок, много-много ледяных иголок, точно еж прокатился. Не скажу, что приятное ощущение, особенно после того, что я видела здесь.

Он пойдет за нами по берегу.

– Им сейчас раздолье, – сказал Артем. – Народу в последние годы много мрет, кругом трупы, вот они и жиреют. Да и без трупов… Людей ловить легче, чем рыбу. А если про пролив правда, если вода отступила, то с материка могло позайти… Представь, какой сейчас в Александровском пир идет?

Я потерла левой рукой горло, я представила Александровск. Медведей в сумерках, спускающихся с гор к морю, к городу, медленно бредущих вдоль развалин, и…

– Мы должны отвадить его, – сказал Артем. – Должны показать, что мы – трудная добыча, что с нами лучше не связываться, проще уйти за другими. Стрельни-ка.

– Куда? – не поняла я.

– В воздух. Стрельни пару раз, он должен испугаться. Мишка хитрый, но трусливый…

Я перевела пистолет на одиночный огонь и выстрелила два раза; получилось громко, звук отразился от фермы мачты и раскатился над лесом дребезжащим жестяным эхом; наверное, в прошлые дни над тайгой взметнулись бы птицы, но сейчас птиц не было. Только тишина и равнодушное жужжание насекомых, которых, кстати, осталось не так уж много.

Артем перестал вращать над головой вонючую банку, вытряхнул смолу, загасил ее слюной, сунул банку в карман.

– Надо бы тут сжечь все, – сказал он. – Но бензина жалко. А сжечь надо…

Он несколько помолчал, щурясь.