Остров Сахалин

– Ладно, давай возвращаться к берегу, – сказал он. – Не спеша. И спиной не поворачиваясь. Не бежать ни в коем случае.

Мы стали отступать к воде, наконец-то отступать. Я чувствовала, как кружится голова и сжимается от тошноты желудок. За время Сахалина я привыкла к этой постоянной вони, обоняние укротилось и не воспринимало ее, но я все равно ее как-то ощущала. Вонь, безнадежность, вот что самое страшное здесь – безнадежность. Карафуто, место, в котором нет больше времени, нет прошлого и почти нет настоящего. Где вы, профессор Ода? «Методология познания будущего», глава восемнадцатая «Трансгуманизм: тупики и надежды», какой тут, к чертовой матери, трансгуманизм…

Артем, крякая насосом, накачивал лодку, я стояла на берегу с пистолетами и караулила. Я никак не могла отделаться от ощущения постороннего присутствия, кто-то следил за нами, терпеливо смотрел из кустов, улыбался. Наверное, впервые за время моего пребывания на острове я почувствовала зло. Утопленники Монерона, мертвецы Холмска, угольные копи Углегорска, Александровск и его казематные людоеды, и зверства каторжных, безнадежность и беспомощность существования – все это вдруг воплотилось в зверя, наблюдающего за нами. Я вспомнила патэрена Павла, который сказал, что здесь ад; я поняла, что он имел в виду.

Лодка была накачана, Артем закинул ее на плечо и перенес по берегу к свободной воде, вернулся и потащил мотор. А я не могла оторваться и все смотрела на этот пологий берег, уходящий к лесу. На эти землянки, на серую кору и на почерневшее от солнца и воды дерево, и из каждой норы и каждой щели ад смотрел на меня.

Артем перетаскал и погрузил в лодку канистры и рюкзаки и стал выводить лодку на глубину, пора было отплывать.

Артем не стал дожидаться, пока нас подхватит течение, дернул стартер, и мотор послушно затарахтел. Я запрыгнул на нос, лодка, булькая винтом, стала выруливать на течение, берега сдвинулись и поплыли мимо нас, медленно, чуть покачиваясь. Ужас, в который я окунулась, постепенно отступал. Артем добавил газа, и лодка пошла веселее.

Не знаю, что меня заставило оглянуться.

– Оглянись! – крикнула я. – Назад!

Артем оглянулся и стал разворачивать лодку.

На каменистом берегу стоял человек. Невысокий, в мешковине человек.

Лодка хлебнула воды, развернулась и пошла обратно против течения, мы не успели отплыть далеко. Артем подхватил багор, выскочил из лодки и стал медленно приближаться к мальчишке.

Я тоже вылезла, одной рукой держала за линь лодку, другой пистолет; кошмар не закончился. Седой, так сначала показалось, такие люди всегда представляются седыми и старыми, однако, приглядевшись, я увидела, что мальчишка – альбинос, с тонкой полупрозрачной кожей и синими косоватыми глазами.

Артем смотрел на него, и я видела, как дергается у него нижняя губа, но не от отвращения, а от ярости.

Что-то снова мелькнуло на краю зрения, неуловимое, как дневной морок, и в этот раз нервы у меня не выдержали, я резко повернулась в сторону высокого берега и, не успев подумать, нажала на курок.

Первые пули кучно убрались в зелень, сочно взметнулась срубленная листва, руку у меня повело вправо, снося растущие над косогором кусты, гильзы с шипеньем просыпались в воду, очередь оборвалась, щелк. Патроны кончились. Я быстро сменила магазин; я ждала, что вот-вот на берегу возникнет чудовищный зверь, зарычит и кинется на нас из кустов.

Ничего.

Там не было никого, только поломанные ветки. А еще оползали по склону сбитые пулями камни.

Мальчишка смотрел на меня. Я спросила:

– Как тебя зовут?

Мальчишка промолчал. Я спохватилась и спросила его по-китайски.

– Он тебе не ответит, – вмешался Артем.

– Почему?

– У него нет языка.

Показания Артема

Лагерь расположен у реки.

Это правильно, если что-то случится – на другом берегу пулеметы через каждые десять метров. Река неглубока и неширока, но перейти ее не получится – колючая проволока в несколько рядов, в воде тоже. Если толпа двинет на юг, то попадет в реку, под пулеметы.

Прорваться здесь нельзя. Никак. Можно обойти с запада, наверное, многие так и сделали, но у нас выбора не было.

Через реку перекинут железнодорожный мост, вчера патруль перевез Сирень на другой берег. Но она вернется, она не может не вернуться. Она постарается, я знаю. Верю. Я верю в нее с той самой минуты, как увидел ее в первый раз.

Мы сидим у воды, вокруг нас круг свободной земли шириной метров в пять, вокруг ханы. Они боятся меня. Я убил двоих, теперь не лезут. Ждут, когда я засну. Ждут.

Мальчишку пытались украсть. Скорее всего, колдуны. Среди ханов сильно поверье, что мясо и кровь альбиноса – лекарство от многих болезней, поэтому альбиносы здесь редко доживают до преклонного возраста. Почти все они беззубы и беспалы, у них нет ушей, волос – все это еще при жизни отбирают для изготовления амулетов, приносящих удачу. А у мальчишки нет даже языка. Он молчал и смотрел на меня, часто моргая.

Сирень оставила шоколад, кроме того, я успел набить карманы крупой. Жевали ее, не скрываясь, остальные не приближались, смотрели издалека. Смотрели, смотрели.