Она подсвечивала путь карманным фонариком размером чуть больше батарейки. Более мощное освещение осталось у Киры. Отойдя на несколько шагов, Наташа обернулась. Свет в палатке погас, значит, племянница начиталась и улеглась. Можно забрать у нее фонарь, но очень уж не хотелось будить ребенка. Кажется, девочка стала расслабляться и забывать о суровых буднях. Учебный год не за горами, но Наташе казалось, что учиться вовремя она в этот раз не начнет. Нужно будет что-то придумывать, изворачиваться, искать школу попроще, без гнутых пальцев, но где гарантия, что Кира не отличится и там? В общем, пусть отдыхает, пока есть время. Вчера она помогала женщинам готовить ужин и о чем-то долго и душевно разговаривала с младшим Каревым; сегодня строила замки на пляже, пыталась рыбачить, устроившись на большом камне, омываемом водой, гуляла по лесу. Одному Богу известно, что у нее на душе, но оснований волноваться она не предоставляла.
В этих не очень веселых раздумьях Наташа вышла на берег, посмотрела вперед…
…и холод пробежал по телу от колен до шеи. Она даже порадовалась, что Стас еще не спит. Сейчас ей очень хотелось знать, что где-то есть живые люди, готовые откликнуться на зов.
Ее окружала тьма. Наташа почти ничего не видела, только слышала, как прибой облизывает прибрежные камни. Света фонарика хватало лишь на то, чтобы увидеть белые гребни накатывающих волн. Дальше — совершенно непробиваемая мгла, огромное пространство воды и воздуха, поглощенное ночью. Звезд не было, их скрыли облака, и ни одного огонька не виднелось на противоположном берегу, где находились базы отдыха и пансионаты.
Наташа раскинула руки в стороны, посмотрела в небо. Свежий озерный воздух радовал ноздри и легкие.
— Смелей, Наталка, — сказала она вслух, — когда еще выпадет случай.
Она не могла сопротивляться. Родители хорошо знали эту хитрую ухмылку: девушке немедленно хотелось получить то, что понравилось, и не важно, какую цену придется заплатить. Мне нравится эта кукла — купите! Мне нравится этот мальчик — пусть он пригласит меня на танец! Я хочу эту работу — я получу ее! Я могу, я буду, я вижу, я хочу…
Сейчас она хотела окунуться в воды Озера без купальника, совершенно обнаженной. Она думала об этом с сегодняшнего утра, когда умывалась на берегу. Отражение в зеркале чистейшей воды подмигнуло ей, и ясная мысль пронзила сознание, как острая боль пронзает зуб: «Искупаться… голой… в темноте… под звездами… почувствовать настоящую Свободу…».
Наташа едва дотерпела до темноты.
Она замерла на мгновение. Вспомнила Сергея Ковалева. Сережка небрит, непричесан, улыбается устало. Кажется, будто он только что вернулся с дежурства и собирается отдохнуть, но кто-то донимает его вопросами. Да, кстати, сама Наталья и донимала — все те короткие встречи, что у них случались, она неизменно задавала ему вопросы, а он неизменно пытался отвечать, не имея, очевидно, ни сил, ни желания. Но пытался. Ведь он настоящий герой.
Сейчас, в ее воображении, он говорит ей, что нельзя отказываться от того, чего желаешь. Если ты что-то решила, это нужно делать. Рефлексии хороши, когда на них есть время, но никто из нас не может сказать, что времени предостаточно. Время для человека — самое главное.
Наташа еще раз оглянулась назад. Огонек костра мелькал между ветвями, согбенная фигура Гисыча все еще отбрасывала тень. Наташа посмотрела на часы, посветив фонариком на циферблат. Полночь.
— Ладно, хватит мучиться. Делай или уходи.
Она стянула через голову футболку, бросила ее на большое бревно, которое еще днем притащил Вениамин Карев. Наташа подумала, что не сможет найти в темноте свою одежду, если у фонарика сядет батарейка. Вот будет смеху. Придется действительно звать на помощь Стасика. Он хоть и старый друг, но голой ее, разумеется, никогда не видел — только в лифчике и трусах. Они тогда здорово напились в номере московского отеля, обмывая полученную накануне в Союзе журналистов премию за выдающийся вклад в развитие демократии (эта лицемерная формулировка и погнала Наташу после обильного фуршета в гостиничный бар за коньяком). Проснулись утром в неглиже, но стесняться и не думали, хотя у Натальи тогда было очень красивое кружевное розовое белье. Кого-то она собиралась любить в тот вечер, да так и не вспомнила…
Вслед за футболкой отправился лифчик. Ощущения восхитительные. Обнаженная грудь напряглась, соски стали набухать. Наташа попыталась вспомнить, чувствовала ли она что-либо подобное в своей жизни, но не смогла. Дожив до тридцати двух лет, она, кажется, ни разу полностью не обнажалась на свежем воздухе. Она с любопытством посмотрела вниз, на джинсы. Если ее грудь так радуется жизни, что же будет со всем остальным?