Остров Тайна

– Хучь верь, хучь не верь, а заимка с тех пор в запустении, рушится. Нет никакого там хозяина. А старуху ту многие видели… Пригонят пастухи на пруд коров поить, а она с другой стороны стоит в кустах. И подойти к ней нельзя, исчезает, вроде как видение. А как пойдет ночью по пригонам – коровы от страха на стены лезут. Мне о том сам дед Прохор Горюнов рассказывал, он там коров пас и сторожил: «Как наступит ночь, по загонам шаги чудятся шаркающие, вроде как старуха ходит. Кашляет, да едва слышно што-то шепчет. Я, говорит, с керосинкой пойду: хто здесь?! Нет никого. А только коров на ночь в пригоны силком загоняли». Окромя пастухов многие старуху видели, да от страха бежали прочь.

С тех пор пошла слава про мельниковскую заимку, што живет там нечистая сила. Люди ее стороной обходить стали. Так она до сего дня заброшенная стоит. Крыша протекает, а починить некому. Сгниет скоро все добро, а пользоваться им люди боятся.

Дед Шишка прервал рассказ, подтолкнул бабке Фекле кружки:

– Налей, хозяюшка! А то язык рассохся.

Та безропотно плеснула из бутылки самогона. Деду чуть на донышке, Ивану побольше. Старый и малый взяли посуду, выпили, закусили. Дед Шишка пыхнул трубкой, нахмурил брови и продолжил:

– Так вот… на чем это я?

– Видение на заимке, – напомнил Иван.

– Да, точно. Пошла молва по всей округе, што на мельниковской заимке ведьма живет. Нихто туда ходить не стал, до тех пор, пока плотину на пруду не прорвало. Во время войны то, кажись, было, – рассказчик наморщил лоб. – В сорок третьем. Тогда зима снежная была, а весна дружная. В мае тепло нахлынуло разом, снег с косогоров попер. Речка вздыбилась, прибыла. Там, на пруду, творило вырвало. Опять же, был бы путный хозяин, вовремя починил запор или приоткрыл творило, спустил воду. Так нет же. Прорвало дамбу.

Потоп до нашей деревни дошел: у кого грядки смыло, у других лодки унесло. У бабки Лушниковой, что у самой речки живет, баня уплыла. Да не в том суть. Ребятишкам кто не в возрасте, антиресно знать, што там случилось, как пруд прорвало. Побежали они, значит, гурьбой на заимку: вместе не так страшно. Прибежали на пруд – мать честная! Вода сошла, а по приямкам рыба кишит, руками брать можно. Мальчишки так и делали, щук метровых, што по силе, под жабры – да на берег. А другие рыбины были – тех вовсе поднять не могли. Кидали на сушу до тех пор, пока не устали. Видят, што с большими щуками им не справиться, побежали в деревню, рассказали взрослым. Бабы сразу смикитрили, в чем дело. Коней запрягли в телеги, да на заимку. Машка вместе с ними. Приехали и ну вытаскивать эту рыбу!.. Шутка ли, еда дармовая, когда кругом голод. Возили бабы рыбу до вечера, пока на бочки не наткнулись.

– На какие бочки?! – затаив дыхание, переспросил Иван.

– Там, што в пруду были, – равнодушно пояснил дед Шишка. – Видать, от Никифора остались. Была у нас такая особенность – мясо в меду хоронить. И я так делал когда-то: быка или телка колешь, в бочонки закладываешь, медом переливаешь, а потом в холодную, проточную воду. При такой консервации мясо потом как свежее, и хранится долго. Так вот, наткнулись бабы на бочки, ишо пуще обрадовались, думали мясо нашли. Кое-как выкатили одну бочку на отмель, поставили на попа, вскрыли, а там… совсем не мясо.

– А что же тогда там было? – уже без деда зная секрет, холодно спросил Ваня.

– Золото в бочках было, вот што!.. – округлив глаза, выдохнул старик. – Много золота! Все в слитках. Бабы как увидели, дара речи лишились. Откуда столько? Как оно сюда попало? Вместе с ним – бумаги войсковые, печатями гербовыми заверенные. А ишо там хлаг был армейский. Все в целости и сохранности. Ни капельки воды не попало. Машка, понятное дело, тут как тут, находку сразу под охрану поставила, штобы никто ничего не упер. А бабам што? Им какая затея? Што они, золото есть будут? Бумагами тоже сыт не будешь. Посмотрели, да опять за рыбу взялись. Надо щуку солить, вялить, прибирать, штобы не пропала. Одна Машка, как ответственное лицо, Прохора Горюнова на берегу с ружьем посадила, штобы бочки караулил, а сама на коня да в район поскакала. Хлаг с собой прихватила и бумаги, штобы начальству показать. А тут как раз ночь подкралась. Хоть и весна, поздно темняет да рано светает, но хватило, штобы там, на пруду, диво непонятное случилось…

– Что же там произошло? – насторожился Иван.

– Не торопи, счас все по порядку расскажу, – погрозил скрюченным пальцем изрядно захмелевший дед Шишка, потянувшись за кружкой. – Старуха, ты што привалилась на лавке, как рассохшееся корыто? Почему не наливаешь? Вишь, какой ответственный момент для рассказа наступил? – и, нахмурив разросшиеся на переносице брови, ударил сухим кулачком по столу.

– Хватит! – прикрикнула на него Фекла, отстраняя бутыль с самогоном в сторону. – И так вон уж качает, как талину на ветру. Ване налью, а тебе нет!

– Я вот те не налью! – наиграно сердито заворчал дед. – Не нальешь – будешь всю зиму в дырявых валенках ходить, подшивать не буду!

– Ой ли! Напугал! Мне и ходить-то некуда, – не сдается супруга.

– Тогда подушку заберу, будешь на полене спать!