Да, типичная отвязная «мажорша», причем самого отвратительного пошиба. Но не только эта мысль пришла Нине в голову, но и та, что эта особа, так кичащаяся своими, вернее, папашиными, миллионами, пожелай она того, действительно могла
Только зачем этой инфантильной «мажорше», весь смысл незатейливого существования которой сводится к развлечениям сомнительного толка, карать ускользнувших от наказания убийц?
Вот именно,
Или все это – крайне тонкая игра и попытка создать впечатление, что она ну никак не хочет ехать на остров, дабы отвести от себя подозрения?
С учетом того, что Энтони Марстенсу предстояло погибнуть первым, вернее,
Мисс Блор заголосила:
– Мисс, я требую, чтобы вы вели себя цивилизованно. Если у вас есть деньги, это не значит, что вы имеете право вести себя, как вам заблагорассудится.
«Мажорша» в искреннем недоумении ответила:
– Конечно, имею! У меня миллионов больше, чем у вас морщин, мисс!
Так бы все и продолжалось, если бы голос не подал судья Уоргрейв.
– Я знал вашего отца, мисс. Хороший был человек, но все время уделял своему бизнесу, что только делает ему честь. Как жаль, что ваша матушка умерла в родах и вашим воспитанием занимались
Он бросил едкий взгляд на Нину.
– Что и привело к тому, мисс, что из вас получилась далеко не приличная юная леди. Если бы не лондонские адвокаты, вы бы предстали перед заслуженным судом, на котором, не исключено, председательствовал бы я, и я бы без малейших колебаний вынес вам смертный приговор.
Нина не сомневалась в этом. Может, он уже
Хоть спесь с кичливой наследницы миллионов и не слетела, она несколько поутихла и перестала требовать доставить ее обратно на берег.
– Ничего, завтра с утра рвану обратно в Лондон. Купание в шампанском у молодого герцога пропущу, зато завтра будут танцы голыми на карнавале вампиров…
И, с явным наслаждением выговорив это, с вызовом посмотрела на судью Уоргрейва.
– Я вас
Тот, все еще держа руки скрещенными на тяжелом набалдашнике трости (нет, не волк и не химера, а, похоже, крайне уродливая собака), ответил:
– Отнюдь, мисс. Я за свою судейскую карьеру перевидал таких, как вы. Многие кончили на виселице, некоторые – на каторге. Или заживо сгнили в тюрьме. Там им самое место.
Вспыхнув, Тони Марстенс заявила:
– И почему все считают, что я распущенная, вульгарная, невыносимая?
Нину так и подмывало ответить, что, быть может, потому что
– Да, у меня есть деньги и я спешу наслаждаться жизнью, потому что она может в любой момент закончиться. Моя мать, производя меня на свет, умерла молодой. Отец помер от инсульта прямо в рабочем кабинете, днюя там и ночуя. Что они оба получили от своего богатства? Ровным счетом ничего! Смерть идет за всеми нами по пятам, дышит в затылок, она сцапает каждого, и это может случиться намного раньше, чем нам хотелось бы надеяться…
Мысль для эгоистичной «мажорши» была необычайно глубокая, и Нина подумала, что Тони права. Мисс Марстенс ведь не знала, что смерть, дышащая ей в затылок, должна сцапать ее буквально через
– Все меня этими детьми попрекают, думаете, мне их не жаль? Да я их семейству, этой тупой мамаше, у которой, кстати, еще шесть других отпрысков, и ее жадному, пропитанному потом и дешевым элем, папаше отвалила офигительную кучу гиней. Не обязана была, но сделала это. Детишек жаль, но они сами виноваты, вылезли на дорогу в самый неподходящий момент. А мне что, надо было в стену церкви Святого Михаила врезаться и самой окочуриться, чтобы их не сбить?
Отчего-то Нина вспомнила увиденный ею в Сент-Олбансе указатель:
Голос наследницы дрожал от негодования, и Нине даже стало ее немного жаль.
– Живу, потому что знаю, что все может кончиться в любой момент. Может, эта посудина даст течь, и мы все утонем. Хотя утонут в первую очередь старики, то есть все вы, а я из вас самая молодая и шустрая, сумею выплыть!
Посмотрев на Нину, она добавила:
– Ну, может и вы, мисс, тоже еще сумеете до берега доплыть. И вы тоже…
Она бросила нежный взгляд на Филиппа Ломбарда, и всяческая жалость к богатой «мажорше» у Нины испарилась без малейшего следа.