Остров за островом

Весь период высиживания и выкармливания птенцов занимает у альбатросов почти год, поэтому они возвращаются в свои колонии раз в два года. Много времени уходит у них и на строительство замка из глины, особенно если учесть, что ноги птиц не приспособлены к хождению по земле, а клювы — к раскопкам глиняных залежей. Затем насиживание, которым занимаются в равной степени и самец и самка, и, наконец, самое главное — надо выкормить птенца в летающего атланта, вес которого достигает 3,5 килограммов, а размах крыльев — более двух метров.

Если смотреть сверху, Чертов мыс представляет собой головокружительный обрыв, террасообразные уступы которого усеяны гнездами-башенками, где сидят на яйцах ослепительно белые альбатросы. Между серыми кучками глины пробивается зеленоватый мох и редкие стебли туссока — зеленые молодые побеги и старые соломенно-желтые. Серебристо-серые скалы источены эрозией и только у самой воды они становятся кирпично-красными и бархатисто-зелеными от водорослей, растущих на гуано.

Мы наблюдали неповторимое зрелище. Даже маленький Бьерн был захвачен игрой этих воздушных акробатов, которые то быстро скользили по воздуху, то тормозили так, что ветер свистел в крыльях. Альбатросы парят на идущих от волн токах воздуха и им тяжело летать медленно. Скорость их полета колеблется от 90 до 110 километров в час. Чтобы на такой скорости красиво приземлиться на свое гнездо, альбатрос взлетает над склоном, разворачивается у вершины и оттуда скользит к гнезду. Распустив хвост наподобие парашюта, подняв вверх крылья, растопырив ноги и откинув назад голову, он пытается уменьшить скорость приземления, но как бы он ни старался, его маневр все-таки кажется несколько неуклюжим.

Целый день, пока солнце не скрылось за горизонтом, я провел в колонии альбатросов у подножия горы Мизери. Я лазил, цепляясь за уступы скал, среди этих королевских птиц, и они не обращали никакого внимания на раскрытые ножки штатива, на шипение магнитофона, на жужжание кинокамеры. На закате один альбатрос всего в полуметре от меня так самозабвенно ласкал свою сидящую на яйце супругу, что у нее уже не было сил держать свою длинную шею. Самка, полная неизъяснимого блаженства, закатила глаза и замерла, свесив шею через край гнезда.

Быт и нравы в Порт-Стэнли

— Вам следовало бы как можно скорее внести свои фамилии в книгу приезжих в резиденции губернатора, — сказала Эйлин и продолжала без передышки: — О, Харриет, нигде в мире погода так не подходит для сушки белья, как у нас. Белье потом так хорошо пахнет, в воздухе совершенно нет копоти. Нигде в мире не может быть такого чистого белья. Мы очень счастливы, Харриет, и надеемся, что тебе у нас понравится.

Мы с Харриет не сразу поняли, зачем нужно как можно скорее внести свои фамилии в книгу приезжих в резиденции губернатора. Неужели нашим подписям придавали здесь такое большое значение?

Нельзя сказать, чтобы на следующее утро погода очень благоприятствовала сушке белья. Нам пришлось натянуть толстые свитера и непромокаемые плащи.

Религия и филателия

Возле Западного магазина — единственного универмага Порт-Стэнли — мы свернули на Роуз-стрит, главную улицу этой крохотной столицы. Один ее конец упирался в городскую бойню, другой — в кладбище, вся длина улицы примерно два километра.

Справа возвышался «самый южный в мире храм господень», массивный, тяжелый, не страшащийся никаких бурь и ветров. На зеленой лужайке перед красным кирпичным фасадом были установлены прислоненные друг к другу в виде пирамиды четыре старых покрытых паутиной китовых ребра. Этот своеобразный портал напоминает людям, что когда-то море в этих местах считалось самым богатым китами и что теперь их осталось столько, что больше ни одна страна не расходует средства на китобойный промысел в преддверии Антарктики. Портал — монумент, напоминающий об ужасе истребления.

Правая сторона улицы представляет собой зеленый склон, спускающийся к фиолетовой бурлящей воде. По тротуару левой стороны мы прошли мимо аккуратной живой изгороди из елей, за которой скрывался дом швейцарского типа, принадлежащий главе «Фолкленд айлендс компани», мимо усадьбы пастора Петера Милламса, мимо словно сошедшей с рождественской открытки католической церкви Святой Марии — деревянной, светлой, с зелеными углами, наличниками и лестницей и огненно-красной крышей.

Напротив этой «сахарной» церкви находится Таун Холл — самое безобразное здание во всем Порт-Стэнли. Это мрачное цементное чудовище, в котором помещаются конторы по управлению, почта, телеграф, библиотека, суд и портретная галерея, демонстрирующая портреты всех губернаторов. На верхнем этаже расположен зал для торжественных празднеств. Когда он не занят под благотворительные базары, свадьбы или юбилеи, то функционирует как городской кинотеатр.