Остров за островом

Бреющий полет пугает овец

Пока что на архипелаге довольствуются двумя красными гидросамолетами, которые могут сесть и взлететь всюду, где есть вода, а воды тут больше чем достаточно. Правда, ураганный ветер мешает полетам чаще трех раз в неделю. Главный пилот — широкоскулый симпатичный шотландец Джим Керр. Он летает на большой высоте. Джим никогда не рискует, он лишь ухмыляется, когда говорит, что ему не приходилось попадать в серьезные передряги. Во время войны Джим служил в Военно-воздушном флоте Англии, потом несколько лет он летал в Антарктике. Опыт у него громадный, так что воздушное сообщение Фолклендских островов находится в надежных руках.

Второй пилот, Ян Кэмпбелл, исконный фолклендец, летает только на бреющем полете. Он-то и должен был доставить меня в Маре Харбор, точку, которая прежде не значилась на карте местных полетов. Все оставшиеся дни по радио каждый вечер объявляли о моем предполагаемом полете, не скрывая имени пассажира. На Фолклендских островах тайн не бывает!

Ян, как обычно, в черной шевиотовой куртке, влез в самолет. Спрятал в ящик пакет с бутербродами и термос. Потом обернулся к пяти пассажирам и спросил с улыбкой:

— Все о’кэй?

Пассажиры закивали, Ян завел мотор.

— Ян всегда летает так низко, будто высматривает малину на кустах, — сказал мне один пастух. — Два раза он задевал за телефонные провода между Порт-Стэнли и Дарвином. Если бы на Фолклендах было бы всего два телефонных столба, Ян все равно бы рисковал налететь на них.

Ящик Яна понемногу заполнялся. Там появились пакет с яйцами, бутылка молока, обувная коробка с рыбой, кусок баранины, несколько пучков редиски. Все это были подношения от благодарных островитян за доставленное лекарство, за витамины, за эластичный бинт… Ян играет на островах ту же роль, какую играл в прежние времена возница почтового дилижанса. Единственное, чего он не возит, — это поросят. И никогда не пьет за чужой счет.

Итак, мы летели в Маре Харбор, где я надеялся отыскать хоть несколько пар черношеих лебедей^{58}. По пути Ян выполнял различные поручения, забирал и ссаживал пассажиров, сбрасывал почту и доставил доктора с одного острова на другой.

Лететь на бреющем полете оказалось чрезвычайно интересно. Долгие перелеты на высоте многих километров быстро приедаются. Ведь их скрашивает только чтение о былых путешествиях — на верблюдах по бесконечным пескам пустыни, по джунглям, кишащим ядовитыми змеями, на лодках по порожистым рекам…

На Фолклендских островах перед ветровым стеклом самолета бежали испуганные стада овец. Тут не рискуешь врезаться в. дерево или хотя бы в куст. Из-за постоянной смены освещения торфяная равнина играет всеми цветами радуги.

Редкими пятнами разбросаны серые пруды и озерки с коричневатой водой, с которых ветер срывает хлопья пены и кружит их над пастбищем.

Тяжелые ленивые морские слоны лишь повернули головы, когда наш самолет с грохотом пронесся над ними. В прозрачной воде виднелся остов затонувшего корабля, из водорослей торчала верхушка мачты. Гарем испуганных львиц сполз с камней в воду — все-таки это более надежная стихия.

Наконец самолет закружил над озерами Маре Харбор, где, по моим предположениям, должны были водиться черношеие лебеди. Опыт подсказывал мне, что черношеие лебеди умрут от разрыва сердца, если самолет Яна будет лететь также низко. Я хлопнул Яна по плечу и крикнул:

— Давай повыше, я ищу лебедей, а не. кузнечиков!

И когда самолет набрал высоту, на одном из озер мы заметили десяток белоснежных птиц.

Паломничество святого Франциска

Инструкция запрещает пилотам сажать гидросамолет на озера, глубина которых еще неизвестна. Поэтому мы сели в залив. Ян подрулил к берегу, и я вылез прямо в воду со всем своим снаряжением. Выйдя на берег, я оказался на территории, принадлежавшей чете куликов-сорок. Они бурно запротестовали. Самолет улетел, и я остался наедине с красноногими и красноклювыми куликами-сороками. Они быстро смирились с моим обществом и снова принялись долбить ракушки. Ян обещал прилететь через двое суток. Если позволит погода…

С каждым шагом я открывал новый кусочек природы. Небо над головой не оскверняла ни одна полоска от выхлопных газов, в море не было ни одного нефтяного пятна, вода в ручье была безукоризненно чистой, хотя и с сильной примесью торфа. Магнитофон без помех записывал и шум ветра и крики птиц. И тогда я наивно предположил, что на этот берег еще не ступала нога человека.

Однако в двух шагах от того места, где я наслаждался нетронутостью бытия, возвышались могильные курганы. Правда, они уже заросли мхом и водорослями, но им не могло быть больше тридцати лет. Маленький заливчик в устье речки оказался кладбищем морских слонов, забитых когда-то ради жира. Ребра и черепа еще не поддались тлению, их было столько, что в сумерках я то и дело спотыкался о них. На пригорке еще сохранился фундамент печи. Остатки этого крематория служили теперь укрытием от ветра для хохлатой утки.