Остров живого золота

Я: Хочешь сказать, война наложила на нас отпечаток? Никто не спорит. Но… юность вообще невнимательна к старикам, скептически улыбается, вежливо – в лучшем случае вежливо – выслушивая «байки» из прошлого. Поэтому сооружение могилы Неизвестному солдату – знамение времени. Мимо этого монумента не пройдет равнодушно ни стар, ни млад…

Виктор: Главное в нашей жизни и работе – воспитание людей. Для этого нужно самому быть цельным, убежденным в правоте дела, которому служишь. Говорят, в моем характере заложена одна слабость: стараться всех и все понять, уметь объяснить события, факты, чужие поступки, найти им оправдание…

Я: Это хорошо или плохо?

Виктор: По-моему, ничего. Мой принцип воспринимать человека таким, как он есть, родился в практической работе. Каждый должен честно делать то, что ему поручено. Но этого мало. Нужно понимать цель, во имя которой трудится общество, и сознавать личную значимость в этом процессе. Некоторые рассуждают: я-де человек маленький, куда мне до мировых проблем; не до жиру, быть бы живу… Такой человек умышленно делает ставку на самоуничижение. Он не хочет видеть дальше своего носа; наплевать на все, что вне его котомки, вне его души и места под солнцем. Такой гребет под себя, стремясь побольше взять и мало что дать другим. А ведь человек – совершеннейшее творение Земли, наделенное разумом и чувством прекрасного. С рождения он предназначен для жизни среди себе подобных и вместе с большими правами принимает на себя массу обязанностей по отношению к окружающим. Разве не так?..

Я и не собирался возражать. Только подумал: эту мысль следовало бы углубить, расширить применительно к нам, армейцам. Человек, надев погоны, становится членом особой с точки зрения нравственности категории людей. Получив право служить народу, защищать свое Отечество, солдат в дальнейшем имеет главным образом только обязанности. Он не может поддаваться настроению, испытывать посторонние, отвлекающие эмоции. Его жизнь подчинена одной цели; делает он лишь то, что нужно. А ведь это и есть самоотверженность, высшая доблесть человека и гражданина!..

Мы еще долго говорили о призвании, о месте в жизни. Выпив вечерком по бокалу вина, вспоминали фронтовых друзей, события, в которых довелось участвовать. Случайно заговорили о Толоконникове. Виктор недавно натолкнулся на его след. Один товарищ из Дальневосточного округа рассказал: Толоконников дослужился до майора, потом был уволен. Живет в Хабаровске, работает инженером на заводе.

Я откровенно обрадовался.

– Так и должно было случиться, – заявил Виктору. – Хотя в свое время ты пытался внушить мне, что в ошибках Толоконникова виноват сам.

– И до сих пор так считаю!

– А ты забыл, что произошло между вами незадолго до выхода десанта в море?..

Хорошо, что в свое время я записал достаточно подробно и эту нашу встречу с Виктором.

Толоконников: Неужели ты можешь всерьез думать, будто вершишь нечто значительное, изучая родословную солдатиков?

Калинник: Разве ты не делаешь того же, чтобы лучше понимать подчиненных?

Толоконников: Копаться в грязном белье, то бишь в личной жизни каждого, носиться с чужими страданиями, рассиропливать политику популярными сказочками – все равно что толочь воду в ступе.

Калинник: В чем же ты видишь свою нужность людям?

Толоконников: Почему обязательно я – людям, а не люди – мне? Каждый человек в период войны точно знает свою пользу. В первую очередь он хочет сохранить голову на плечах; оставшись в живых, заработать славу, чтобы иметь трамплин для прыжка в так называемое мирное будущее. Ты и Свят надеетесь на силу личного примера, в то время как куда полезнее взять в руки плетку. Не буквально, конечно. Приказ – та же плетка.

Калинник: Хорошо, что я уверен… Нет, просто знаю: ты не дурак, более того – не подлец. Но у тебя здорово замусорены мозги. Их надо основательно прочистить.

Толоконников: Не думаю, что тебе это под силу!

Калинник: Поступай как хочешь. Я не игрок, но с тобой готов заключить пари. Очень скоро ты пожнешь плоды своей близорукости, или я ничего не понимаю в людях…

Был у них и еще один крупный разговор. Вот он в двух словах.

Толоконников: Твоя Лидочка несчастна и одинока. Махоткин, этот неотесанный красавец, не обращает на нее внимания. Момент самый подходящий. Сейчас как раз тот случай, когда ее можно сравнительно легко утешить. Не терзайся! Тебе же хочется бросить себя к ее ногам? Так падай! Будь уверен, не растопчет. Поднимет и слезы утрет. А пропустишь момент, другой, порасторопнее, ухватит…

На это Виктор ответил:

– Вот что, Эрг, договоримся сразу, ты в это не встреваешь. Лида Якименко – женщина, которую я люблю. Если ты не способен понять такой простой истины, то подчинись моему требованию: ни звука больше о Лиде и моем к ней отношении. В твоих советах не нуждаюсь. Я не купец, она не вещь. Пусть все идет своим ходом.