Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Олег Николаевич Найда утверждает, что «колмогоровский» интернат был создан под непосредственным впечатлением от успехов новосибирского. Однако, прежде чем последовать новосибирскому опыту, Исаак Кикоин обратился за советом к организаторам математических олимпиад:

Осенью… 1962 г. к нам на физфак приезжала член ЦК комсомола М. Журавлева. На встрече с комсомольским активом в Большой физической аудитории она рассказала сенсационную новость: в Новосибирском Академгородке открыта и действует с большим успехом физматшкола… Я, конечно, доложил об этом И[сааку] К[онстантиновичу], но он отнесся к идее очень осторожно – предложил сначала обсудить ее с активистами физико-математических олимпиад. Такое совещание, действительно, состоялось в редакции «Комсомольской правды», под председательством молодого, но уже тогда известного журналиста В. Губарева627. Идея была одобрена. И.К. это известие принял с удовлетворением, но пожелал получше познакомиться с новосибирским опытом.

Как раз в это время деканат командировал меня в Новосибирск для ознакомления с Академгородком на предмет возможного распределения туда после окончания физфака. Меня встретили в Академгородке очень хорошо. Академик М.А. Лаврентьев (руководитель Научного центра) распорядился изготовить для И.К. копии всей переписки и прочей документации по интернату на подлинных бланках, так что механизм организации их ФМШ стал предельно понятен. Молодой ректор НГУ С.Т. Беляев (ныне академик) принял меня и подробно ввел в курс дела. Он не скрыл, что НГУ испытывал трудности с легализацией своего педагогического эксперимента и что распространение его на Москву позволило бы решить многие проблемы628.

Насколько можно судить, фактически постановление Совмина 1963 года поддержало развитие не только собственно интернатов, но также и «обычных» школ «с математическим уклоном», хотя буквально в тексте о них речь не шла. Тем не менее из сегодняшнего дня видно, что интернаты и такие школы, как № 2, 7, 425 или 52 в Москве, представляли совершенно разные социальные модели. Школы были привязаны к городу, дети, которые в них учились, могли привлечь к сотрудничеству своих родителей и старших знакомых, поэтому вокруг школ складывалась сложная социальная сеть, преимущественно интеллигентская по своему составу. Интернаты должны были привлечь одаренных детей из небольших городов, и их ученики были заведомо лишены социальных связей в окружавшем школу мегаполисе. Стоявшая за интернатами педагогическая концепция изначально была более «государственнической», обычные же математические школы могли быть (хотя и не обязательно были) и более политически оппозиционными, и более элитистскими по духу. Впрочем, при усиливавшемся с 1961 года давлении власти на интеллигенцию (выпады Хрущева во время «встреч с интеллигенцией», скандал при посещении выставки к 30-летию МОСХа) элитизм математических школ все чаще приобретал защитную функцию.

Смысл начавшегося «матшкольного бума» ясно описал Израиль Гельфанд в своем выступлении на совещании при министре просвещения РСФСР по вопросам математического образования в средней школе 25 июня 1964 года: