Читаем Островитянин полностью

Это первые строфы, которые поэт сочинил в своей жизни, и для того была веская причина. Потом он придумал и создал множество других, но ни одно стихотворение не впечатлило меня так, как это. Я готов был отдать весь торф, нарезанный за три месяца, за один день, когда поэт вложил мне в уши эту песню.

Глава десятая

Косяк рыбы: майская макрель. — Ведьма на смертном одре. К ней приводят священника. Поминки и похороны. — Молодые женщины, и как я с ними веселился.

Раз поэт не позволил мне доделать огромную работу, какую я замыслил, и мне не удалось нарезать ни единого пласта торфа, я решил заняться этим в другой день. В этот раз не взял с собой никакого обеда, потому что мама сказала, что пришлет мне какую-нибудь девчонку, та принесет немного горячей еды.

Так и вышло. Я вприпрыжку побежал вверх по холму и наткнулся еще на двоих, которым приспела охота заняться тем же. Пока мы шли на гору, один из них случайно оглянулся и увидел косяк рыбы внизу, под нами, прямо около берега.

— Вот черт, — сказал он. — Посмотрите, сколько там кишит рыбы.

Мы бегом ринулись домой, спустили лодку на воду, забросили в нее сети и не знали отдыха, покуда не доплыли до места, где был косяк. А рыба по-прежнему была у поверхности воды, как и раньше, когда мы ее приметили. Забросили мы невод и некоторое время окружали косяк. Лодку наполнили рыбой до краев, а в сетях по-прежнему оставалось достаточно, чтобы заполнить еще одну. Нам надо было послать человека обратно на Остров, чтобы привести еще одну лодку и переправить наш улов на берег. Именно меня выбрали, чтобы я быстро сбегал домой и позвал команду еще с одной лодкой. И когда это говорю, я не просто так хвалю себя, потому что в то время нелегко было найти кого-либо, кто сравнился бы со мной в беге вверх по холму.

Когда я добежал до дома, мужчин там почти что не нашлось: всяк был занят своим делом.

На Бласкете в этот год, кроме одной большой лодки с неводом, все остальные были маленькие. Мне пришлось привести одну из них в порядок, и двое стариков вместе со мной сели в лодку — за команду. Ну, мы справились с этим делом, потому что погода стояла очень хорошая. Доплыв до лодки с сетью, мы нагрузили в маленькую лодку столько рыбы, сколько она смогла забрать. Но все равно сеть не пустела, а вторая лодка была уже полна рыбы. Становилось довольно трудно, потому что у нас уже не хватало людей, чтобы привести еще одну лодку.

Мы придумали такой план: каждый раз отводить заполненную рыбой маленькую лодку домой, выгружать из нее улов, а потом опять возвращаться обратно. Так и сделали. В нее закинули четыре весла, а один человек сел на руль. Вскоре она уже вернулась. Ее снова подвели под невод и заполнили до краев. Потом уже обе лодки отплыли домой, загруженные по планширь. Это была весенняя скумбрия, каждая длиной с твою руку. Старики говорили, что до сих пор еще никогда не видали такой кучи рыбы в одном неводе.

Следом началась настоящая морока: нужно было перемыть и засолить все это, потому что никакого торга свежей рыбы в это время не было, соли имелось совсем немного, а скумбрии в проливе выловили восемь тысяч, и вся рыба необработанная. Мы были порядком измотаны после целого дня подобной ловли и, уж не извольте беспокоиться, спали всю ночь очень хорошо.

С утра пораньше кто-то замолотил в дверь. Моя мать, открыв, очень удивилась. На пороге стоял ведьмин сын, который звал людей привести священника для его матери: она была очень плоха с прошлой полуночи. Мама разбудила меня, когда я еще крепко спал. Я вскочил. В моем случае о том, чтобы не искать ей священника, не могло быть и речи. Я быстро оделся, пока мама грела миску молока, залпом выпил его, заел большим куском хлеба и выбежал из дверей.

До причала я сумел добежать одним из первых, но мужчины постепенно подходили один за другим, пока наконец мы все не собрались. Стояло прекрасное прохладное утро, было еще темно. Мы сразу отправились в путь и без всяких остановок достигли Дун-Хына, сын захворавшей отправился в Балиферитер за священником, а с ним еще один малец.

День уже клонился к закату, а от них по-прежнему не было ни слуху ни духу. Наконец совсем поздно появился священник, но он и слыхом не слыхивал о тех двоих, что искали его все это время. Мы спустили лодку на воду, забрали священника и вышли в море на Бласкет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Скрытое золото XX века

Горшок золота
Горшок золота

Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

Джеймз Стивенз , Джеймс Стивенс

Зарубежная классическая проза / Прочее / Зарубежная классика
Шенна
Шенна

Пядар О'Лери (1839–1920) – католический священник, переводчик, патриарх ирландского литературного модернизма и вообще один из родоначальников современной прозы на ирландском языке. Сказочный роман «Шенна» – история об ирландском Фаусте из простого народа – стал первым произведением большой формы на живом разговорном ирландском языке, это настоящий литературный памятник. Перед вами 120-с-лишним-летний казуистический роман идей о кармическом воздаянии в авраамическом мире с его манихейской дихотомией и строгой биполярностью. Но читается он далеко не как роман нравоучительный, а скорее как нравоописательный. «Шенна» – в первую очередь комедия манер, а уже потом литературная сказка с неожиданными монтажными склейками повествования, вложенными сюжетами и прочими подарками протомодернизма.

Пядар О'Лери

Зарубежная классическая проза
Мертвый отец
Мертвый отец

Доналд Бартелми (1931-1989) — американский писатель, один из столпов литературного постмодернизма XX века, мастер малой прозы. Автор 4 романов, около 20 сборников рассказов, очерков, пародий. Лауреат десятка престижных литературных премий, его романы — целые этапы американской литературы. «Мертвый отец» (1975) — как раз такой легендарный роман, о странствии смутно определяемой сущности, символа отцовства, которую на тросах волокут за собой через страну венедов некие его дети, к некой цели, которая становится ясна лишь в самом конце. Ткань повествования — сплошные анекдоты, истории, диалоги и аллегории, юмор и словесная игра. Это один из влиятельнейших романов американского абсурда, могучая метафора отношений между родителями и детьми, богами и людьми: здесь что угодно значит много чего. Книга осчастливит и любителей городить символические огороды, и поклонников затейливого ядовитого юмора, и фанатов Беккета, Ионеско и пр.

Дональд Бартельми

Классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза