Освободительный поход

Нуман Рифат Меменчиоглы родился в 1892 в семье видного султанского сановника, в 1914 году он закончил юрфак Лозаннского университета (европейское образование, однако) и поступил на дипломатическую службу, после чего до 1928 года находился на различных дипломатических должностях за пределами турецких границ. Вернувшись в Турцию, работал в министерстве иностранных дел в ранге посланника первого класса, генерального секретаря МИДа и, наконец, в 1942 году занял должность министра иностранных дел. В своей дипломатической и политической деятельности Нуман Меменчиоглы в первую очередь ориентировался на Германию, при этом не сжигая мостов и на британском направлении. Он всегда говорил, что рассчитывает на военный разгром СССР Третьим Рейхом и почетный мир между Германией и Великобританией. Профашистский переворот в Лондоне этот политик воспринял с восторгом. Именно благодаря влиянию Меменчиоглы правительство турецкой республики почти сразу признало кабинет сэра Освальда Мосли.

С последних чисел мая до начала июля в душе турецкого министра иностранных дел цвели розы и пели соловьи, но однажды все его благодушие рухнуло под страшным ударом. Немецкая армия потерпела поражение, быть может, в самом главном сражении этой войны, понесла тяжелейшие потери и принялась стремительно откатываться на запад, между прочим, как раз в направлении турецких границ. И хоть просоветские перевороты в Болгарии и Румынии, а также последовавший за этим крах всего южного фланга советско-германского фронта, казалось, должны были поставить жирный крест на прогерманской политике Турции, ее власти продолжали курс на поддержку Третьего Рейха. Так необходимая немецкой промышленности хромовая руда пароходами отправлялась до Венеции, откуда ее по железной дороге перевозили на заводы Рура.

Именно благодаря влиянию министра на президента Инёню турецкое правительство к моменту поступления советского ультиматума так и не расторгло германо-турецкий пакт о дружбе и ненападении от восемнадцатого июня 1941 года. А ведь еще за полгода до того мало-мальски умному человеку было понятно, что Германия проиграла свою войну и теперь ее ждут все ужасы военного разгрома. Несмотря ни на что, Нуман Меменчиоглы продолжал упрямствовать в своих убеждениях, но удары, один за другим сыплющиеся на гитлеровскую Германию, делали его политику все более шаткой. Какое-то время в турецком правительстве имела место иллюзия, что Советский Союз сначала должен закончить свою войну с Германией, и лишь после этого он оборотится в сторону Турции, но и этот морок рухнул вместе с поступлением советского ультиматума от первого января сорок третьего года. В тот момент стало понятно, что время существования Турецкого государства в том виде, какой оно имело последние двадцать лет, подошло к концу, и что год, прошедший с момента первого предупреждения до поступления последнего ультиматума, был впустую потрачен на надежды въехать в рай на горбу несостоявшихся германских побед. Последний раз неуверенно качнувшись на краю обрыва, турецкая арба со свистом полетела в пропасть.

Именно поэтому отчаявшийся президент Инёню и послал своего проштрафившегося министра с дипломатической миссией в Москву с задачей любой ценой спасти положение, если уж армия в очередной раз оказалась не в состоянии остановить наступательный порыв русских войск. Ты, мол, заварил эту кашу, ты ее и расхлебывай. И вообще, в первые же минуты после получения ультиматума у Инёню было жгучее желание посадить этого деятеля на кол. Так вот, эта поездка в логово победителей рассматривалась им как некий моральный аналог этой очень важной для турецкого правосознания физеопроцедуры. Если султан не подверг колотерапии хотя бы парочку своих визирей, то никакой он не султан, а обыкновенный слабак, которому не место на троне.

Поэтому и вид у турецкой делегации был до предела мрачный. Турецкий посол в СССР Селим Сарпер, переведенный туда прямиком из Берлина, страдал еще и оттого, что перед этой встречей сводка Совинформбюро сообщила о завершении боев за город Константинополь (в котором оный господин посол, между прочим, и родился). После этого известия, во-первых, разом рухнули все надежды на заключение соглашения до того как русские силой возьмут Черноморские Проливы вместе с главной турецкой жемчужиной, а во-вторых – хоть семья господина посла эвакуировалась вглубь Анатолии еще до начала боевых действий, для него это была личная трагедия. Так сказать, воспоминания детства и прочие драматические бла-бла-бла на руинах былого османского величия.