От «Акиры» до «Ходячего замка». Как японская анимация перевернула мировой кинематограф

Восприятие Саэки того, что я назвала «мультикультурализмом» «Принцессы Мононоке», любопытно не только в отношении «Бегущего по лезвию», но и в контексте более поздней работы, анимационной версии диснеевского фильма 1999 года о Тарзане, выпущенной через два года после «Принцессы Мононоке». Действие обоих фильмов помещено в первозданные природные декорации, главные герои – люди, воспитывались животными, и они оба в какой-то мере отдают предпочтение фантазии о мести мира природы человеческим технологиям. Однако используемые ими повествовательные приемы и образы существенно различаются, как и их идеологические послания. В то время как «Принцесса Мононоке» настаивает на различии, фильм «Диснея» пытается стереть его. Таким образом, несмотря на сеттинг в джунглях и финал, который предполагает самобытную силу и привлекательность мира природы, основное послание «Тарзана» отдает предпочтение антропоцентрическому взгляду на мир, подчеркнутому заключительной сценой фильма, в которой Тарзан, Джейн и ее отец веселятся с человекообразными обезьянами в райских джунглях. В некотором смысле это видение Эдемского сада, в котором все виды живут в согласии и довольстве. Этот образ игнорирует неотступное движение истории, технологий и прогресса, которые в конечном итоге разрушают любую надежду на существование Эдема в современном мире. Мир же «Принцессы Мононоке» – это образ, в котором природа, олицетворенная бесчеловечным Сисигами, остается красивой, но страшно и непостижимо Иной. Это мир, где технологии невозможно удалить или игнорировать, с ними нужно уживаться, как с неприятным и неизбежным жизненным фактом. В то время как «Тарзан» использует фантазию, чтобы скрыть неудобные факты исторических изменений и культурной сложности, «Принцесса Мононоке» прибегает к фэнтези, чтобы показать множественность и инаковость как основные черты человеческой жизни.

В отличие от видения американской культурной гегемонии как «плавильного котла», японское общество по-прежнему остро ощущает плюрализм и инаковость.

Более ранние фильмы Миядзаки отражают это осознание в оптимистичной манере, предлагая чарующие видения других миров и личностей в неугрожающей, даже вдохновляющей манере. «Принцесса Мононоке» смотрит на этот вопрос более мрачно и усложненно. В согласии Аситаки и Сан жить отдельно, но все же навещать друг друга (противоположность инклюзивному финалу работы «Диснея») мы видим боль, связанную с выбором самоопределения в мире, где все чаще предлагается делать такой выбор. Несмотря на то что действие происходит в историческом прошлом, «Принцесса Мононоке» отражает невероятно разнообразный плюрализм, который восходит к еще более сложному миру XXI века[293].

Глава 13. В преддверии конца мира: апокалиптическое самоопределение

Впечатляющее видение природного катаклизма и апокалиптическая эмфаза в «Принцессе Мононоке» не являются уникальными для японской анимации. Действительно, пожалуй, одна из самых ярких черт аниме – это увлечение темой апокалипсиса. От незабываемого образа гигантского черного кратера в «Акире», который когда-то был Токио, до мрачного изображения социальной и психологической дезинтеграции в «Евангелионе», в современном аниме присутствуют образы массового уничтожения. В то время как некоторые, такие как «Принцесса Мононоке», обещают потенциальное улучшение наряду с видением всеобщего краха, многие другие произведения склонны останавливаться на разрушениях и потерях. Деструктивные или обнадеживающие, эти аниме в любом случае задевают нужные струны в душе японских зрителей. На самом деле можно предположить, что апокалиптический модус в сочетании с элегическим и даже фестивальным компонентом не только составляет большинство аниме-сюжетов, но и глубоко интегрирован в национальное самосознание Японии.

В зависимости от точки зрения, это утверждение может показаться естественным или неожиданным. Если апокалиптические образы и темы имеют тенденцию увеличиваться во времена социальных изменений и повсеместной неопределенности, то сегодняшняя Япония, омраченная воспоминаниями об атомной бомбе и подавленная более чем десятилетней рецессией, завершившей эру взрывного экономического роста, может оказаться очевидным кандидатом на место провидца конца света[294]. Более того, учитывая серьезные изменения, которые Япония пережила за полтора века после модернизации, «апокалиптическая идентичность» легко воспринимается и понимается ее гражданами.