От Андропова к Горбачёву

Глава 5. «Теоретик» Андропов и наследник Черненко

Начну с замечательной цитаты из речи Андропова на июньском идеологическом пленуме ЦК КПСС 1983 г.: «Стратегия партии в совершенствовании развитого социализма должна опираться на прочный марксистско-ленинский фундамент. Между тем, если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся…» («Правда», 16.06. 1983 г., далее цитаты из речи Андропова везде по этому номеру).

После такого заявления Юрия Андропова партийному мужику ничего не остается, как воскликнуть, вспомнив своего далекого предка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» В самом деле, что же получается: десятилетиями учили партию, что уже Ленин сформулировал «основополагающие законы» советского социализма, а что касается пресловутого отныне «развитого социализма», то его законы доподлинно сформулированы в решениях ХХIII, XXIV, XXV, XXVI съездов КПСС, в «девятитомнике» Брежнева, в сборниках «избранных статей и речей» всех членов Политбюро, в том числе и самого Андропова; все бесчисленные учебники, монографии, энциклопедии в миллионных тиражах твердят о том же. Что же, все это теперь объявляется макулатурой?

Выступление Андропова по данному вопросу как раз и было всем своим острием направлено против «макулатурной» теории и практики Брежнева и его помощника Черненко. Более того, оно прямо было направлено против следующего положения Черненко в его основном докладе на пленуме: «Подлинными достижениями марксистско-ленинской мысли последнего времени мы по праву считаем положения и выводы, содержащиеся в материалах ХХIV-ХХVI съездов КПСС, Пленумов ЦК, в выступлениях Генерального секретаря ЦК Ю. В. Андропова (где же Брежнев? — А. А.). Разработка концепции развитого социализма, путей повышения эффективности производства в условиях научно-технической революции, постановка вопроса о становлении бесклассовой структуры общества… эти и другие теоретические обобщения вооружают партию новыми идеями, научно обоснованным, взвешенным подходом к актуальным проблемам современности». («Правда», 15.06.1983).

Если бы в Черненко не сидел карьерист, то он должен был бы открыто ответить на уничтожающую критику основного положения своего доклада Андроповым и подать в отставку, тем более, что текст его доклада несомненно утверждался на Политбюро. Он этого не только не сделал, но еще перед лицом всей партии и страны изменил человеку, которому был обязан тем, что стал членом Политбюро — Брежневу, согласившись выбросить его имя и его «девятитомник» «Ленинским курсом» из перечисленных «подлинных достижений» марксистско-ленинской мысли.

По существу критики Андропов, конечно, был прав. Невероятное убожество марксистской теоретической мысли и тотальная беспомощность в теоретических вопросах ведущих кадров партии — вот наиболее характерные черты состояния советского идеологического фронта. Все эти «советские звезды» в марксизме — Пономаревы, зимянины, Замятины, загладины, арбатовы — идеологические шаманы и в теории такие же примитивы, каким был и их покойный шеф-идеолог Суслов.

Партия, которая гордится своим происхождением от основоположников «передового учения» — Маркса и Энгельса, от учителей революции и диктатуры — Ленина и Сталина (маршал Устинов и вице-адмирал Григорьев после долгого перерыва вновь коленопреклоненно вспомнили о Сталине — см. «Правду» от 9.05 и 21.08.1983), партия, которая на путях к власти выдвинула много талантливых теоретиков и пропагандистов, — вот эта самая партия сегодня располагает одними зарегистрированными пропагандистами около 500 тысяч человек, и среди них нет ни одного человека, который выделялся бы талантом, если есть, то такому не дают хода.

Секрет тут очень простой: они наемные циники, у которых только одна мечта — карьера чиновника. Истинный пропагандист есть человек идеи и убеждения, безразлично, какая это идея — политическая, философская, религиозная. Чтобы убедить других, самому надо верить в свою идею, — это элементарное правило пропагандного искусства. Первые русские марксисты группы Плеханова глубоко верили Марксу: «идеи, овладевшие массой, становятся материальной силой». Ленин перевернул эту формулу, зная, что «материальная сила», то есть власть, овладевшая массой, может творить свои собственные идеи. Придя к власти в крестьянской стране, вопреки букве и духу марксизма, Ленин решил декретировать и «идею коммунизма» и даже построить его средствами государственного принуждения. Однако в понимании исторического смысла Октябрьской революции Сталин оказался больше реалистом, чем Ленин. Он знал, что строительство коммунизма — утопия. Но эту утопию можно поставить на службу той «материальной силе», которую дала революция — на службу неограниченной и абсолютной власти. Власть стала идеей, а коммунизм — средством удержания, укрепления и расширения этой власти.