От Белоруссии до Карабаха. Трамп, Навальный, коронавирус и другие…

Очень уж море запоминается, когда ты мелкий и голова пока ничем не забита. Запахи, вкусы, тепло или холод, ветер или дождь, снег или палящее южное солнце, гладкость коричневого твердого шарика каштана под светло-зеленой колючей шкуркой или желудя под пупырчатой шапочкой, маленькие пляжные ракушки – остренькие, витым конусом или тарелочкой, с красивым цветным перламутром внутри, выпуклые, рифленые снаружи и невероятно гладкие внутри… На Балтике был еще янтарь, матовый или прозрачный, желтый, красный, молочный, оранжевый – мешочек его лежал когда-то дома. Его собирала мама в Пруссии, сразу после войны. У каждого в детстве свои сокровища. Куда они сейчас все делись? И тот янтарь, и все те ракушки и гладко окатанные морем маленькие камушки, собранные на пляжах и аккуратно уложенные в жестяную коробочку с плотно закрывавшейся крышкой. Жалко их. Не найти, в каких переездах куда были уложены или кому подарены, и не вспомнить…

В общем, море в Одессе. Все встают рано-рано. Часов в шесть. Солнце уже заглядывает в балконную дверь, пробиваясь через резные листья здоровенного каштана, растущего у дома. Воздух свежий, утренний. Горлицы воркуют. В Москве многого одесского нет – ни горлиц, ни платанов на бульварах с толстыми, как будто ошкуренными, серо-салатовыми стволами, ни винограда, растущего у домов. Южный город для северного ребенка – как другой мир. Он и был другим миром. Ярким, сочным, с невероятными звуками, запахами и странным акцентом говорящих, своей модой и своим укладом, в котором у настоящих одесситов было принято ездить на море перед работой, часам к семи-восьми. Солнце уже есть, но еще не жарко. Море прохладное, ласковое, а не теплое, как парное молоко, в котором плещутся одни ленивые до отвращения туристы. В общем, правильное море.

Дядя Миша Земшман, маленький, лысый – с несколькими волосинками по краям черепной коробки, похожий на старого веселого бесшерстного шимпанзе с кривыми ногами и чувством юмора, которое зашкаливало, как никаким эстрадникам и не снилось, боевой офицер, моряк, друг родителей и отставной полковник – сослуживец деда, с пляжа уходил так, чтобы уже к девяти быть на работе. Где-то он в военно-строительной организации трудился. Сплавать до буйка, напевая «а мы плывем от буя до буя» в стиле Утесова, обсохнуть, подняв руки вверх, чтобы солнце просушило подмышки, и – «вперед, за орденами». Нормальная, размеренная и, как сейчас ясно, удивительно правильная жизнь времен заката эпохи Хрущева – раннего Брежнева. Где-то кто-то делает карьеру. Где-то кто-то занимается политикой или идеологией. А люди живут. Работают, отдыхают, дружат, любят друг друга…

По дороге дядю Мишу встречали собаки, которые охраняли стройки его главка. Он страстно их любил, подкармливал и обращался к ним исключительно на «вы», интересуясь, как спали, как провели день, какое настроение и самочувствие… Наполовину прикалывался, наполовину всерьез. По крайней мере, любая встреченная им по пути псина, от крошечной домашней до огромного лохматого сторожевого кабыздоха, в ответ на его «Здравствуйте, как поживаете?» начинала вилять хвостом и заглядывать ему в глаза с выражением. Что называется, имел-таки человек подход к собачьему народу. Получал от него полную взаимность, с процентами. Хотя своей собаки не держал – вечно на работе, длительные командировки на объекты… Нельзя животное мучить. Ну а сам – принципиально бездетный холостяк, любимец красивых дам и верный друг, он был огромным жизнелюбом и весельчаком.

Раз в год на два-три месяца летом к нему на голову сваливались из Москвы мы вчетвером – с папой, мамой, братом и двумя раскладушками, на радость двум его сестрам, семье брата – тоже отставного полковника, только врача, и соседям по коммуналке. Так тогда все и ездили друг к другу. Все дедушкины друзья и сослуживцы, плюс родня с обеих сторон, только у нас в Москве, на Кутузовском, рядом с панорамой Бородинской битвы и Триумфальной аркой, и останавливались. Это было нормально. Ненормальным было бы, если бы в гости друг к другу не ездили. Так что лето в детстве и юности автора, до самого окончания института, – это была Одесса. И – море, к которому и возвращаемся. Благо именно там он его первый раз увидел и на всю жизнь полюбил. Сколько их было потом – этих морей и океанов… Сколько портовых городов, курортов и пляжей… Но лучшее было тогда, в Одессе, в 60-е. Такого уже не будет.