Так вот, вставать надо было рано. Плавки надевались дома, чтобы не тратить времени после. Время было деньги – надо было приехать вовремя, чтобы занять место. То есть, конечно, на худой конец, можно было устроиться и на сухом песке, который к полудню раскалялся, далеко от воды, у каменной опорной стенки, которая на одесских пляжах шла террасами, окаймляя и отделяя сам пляж от прибрежных парков, но это было неинтересно. Так же, как неинтересно было ложиться на деревянных лежаках из тонких крашеных планок, стоявших чуть поодаль. На них, понятное дело, были свои любители, и даже кто-то загорал или читал, но в основном усаживались поесть и сыграть в карты – любимое пляжное развлечение на курортах. А вот расстелить тонкую пляжную подстилку у самого уреза прибоя – в первом ряду или хотя бы во втором – это было правильно. Но тут важно было успеть. Иногда минуты решали.
Дома не завтракали – мытый виноград, яблоки и груши, фиолетовые снаружи и желтые внутри сливы-«унгарки», у которых легко отделялись косточки, а также помидоры с солью, предпочтительно твердые продолговатые «сливки», пара сваренных вкрутую яиц и хлеб с сыром (без масла и без колбасы – с расчетом на жару) брались с собой и отлично шли на свежем воздухе – после первого заплыва. Дорога была простой: на трамвае, старом, уютном, с деревянными желтыми филенчатыми, на редкость удобно изогнутыми сиденьями. Мелькали мимо деревья и дома, и наконец трамвай останавливался на нужной остановке: если ехали на «Аркадию» – близко, если на «Отраду» – подальше, если на «Ланжерон» или «Дельфин» – еще дальше. По московским меркам чепуха, но трамваи шли медленно и останавливались часто. Куда, в самом деле, трамваям было спешить? Дребезжи и лязгай себе по рельсам, вези весело переругивающийся, протискиваясь к выходу или проталкиваясь внутрь на остановках, народ.
На нужной остановке сходили. Ах, какие перлы звучали в этих трамваях! «Эй, одессит, убери живот у карман!» и «Мадам! Вы таки выходите, а то, как честный человек, я уже скоро должен буду на вас жениться?» – запомнилось до сих пор. Ну вылезти, не отдавив никому ног, была задача, но как-то она каждое утро решалась. Потом переходили рельсы, тянущиеся двумя сдвоенными стальными полосами по узкой пыльной прибрежной дороге, и шли к пляжу. На «Аркадию» – по парку. На «Отраду» – по узкому проулку, между невысокими стенами из старого, изъеденного непогодой ракушечника, а потом вниз, по лестнице. В принципе, у каждого пляжа была своя предесть и свой контингент любителей этого места. Ну а для москвичей все они были хороши, так что выбирали, куда поехать, по обстановке. Чем позже выезжали, тем дальше нужно было ехать, чтобы с гарантией найти места у воды.
Каждый раз ударным впечатлением дня был момент, когда впереди показывалось море. Серая полоска на горизонте в конце пути превращалась в слегка колеблющийся серебряный плащ, разостланный у песчаного берега. Он сверкал под утренним неярким солнцем, на которое по нескольку минут можно было смотреть, прищурившись. Ощущение было сказочное, словно впереди был другой мир. Начинало пахнуть йодом, водорослями и еще чем-то неуловимым. На горизонте стояли корабли, ждущие своей очереди войти в порт – иногда какой-то из них шел куда-то, не торопясь… А потом был пляж. Сандалии – непременно с носками, босиком в те годы носить их было просто неприлично, да и сейчас автор эту западную моду почитает в лучшем случае босячеством, приличные люди так не ходили, снимали перед тем, как пойти по песку, чтобы не набился под ремешки и не натер ноги. Дальше, по неглубоким грядам и барханчикам мелкого серого песка, шли к берегу, обходя тех, кто приехал раньше, расстелил свою подстилку и уже разложился. И обустраивались сами.
Подстилка расстилалась с расчетом на всю семью – трое взрослых, с учетом дяди Миши, и двое детей. Иногда в городе отдыхал кто-то из знакомых – тогда рядом забивали место они. Зонтиков в те годы на пляжах не было, так что мужчины обходились легкими парусиновыми кепками, дамы – соломенными шляпками, а у детей непременно были панамки, «чтоб головку не напекло». Подстилка аккуратно прижималась по углам от ветра, в основном сандалиями с запиханными внутрь носками, сумками с едой или книгами. В воду надо было входить, надев резиновую купальную шапочку, чтобы в уши не залилась. Входили медленно, в зависимости от температуры, «чтоб тело привыкло». В холодную дольше. Сначала по колено, и надо было постоять, потом до уровня плавок, потом по пояс – дальше или окунаться по плечи, а потом уже плыть, или сразу идти в заплыв. Но это когда плавать научился.