Жалко только, что те три бутерброда так и зачерствели насмерть. Колбасу съел, копченая была, тонко нарезанная, грех было не съесть, пускай через силу, но хлеб пришлось выкинуть уже в Париже, через несколько дней. Пользы с них было ноль. Разве что когда таможенник в Шереметьево, решивший проверить багаж на предмет контрабанды, потому что кто же в Европу без валюты едет, одурело на них уставился, после чего молча и грустно отошел к другим путешественникам, поперспективней, делом заниматься… Хороший прикол – лучше любого заработка. По крайней мере для нашего человека. И кстати, оно ведь и до сих пор так…
Часто вспоминаются звери, которые в семье жили. И до того, как родился, по рассказам. И свои, любимые. Собаки, коты, хомяки, рыбки… Рыбки, конечно, с точки зрения биологии никакие не звери, рыба – она и есть рыба, но хоть и мелкая, декоративная, все равно она домашний питомец. Как и аквариумные улитки. Не огромные, нынешние, из Африки, а обычные, мелкие, круглые, коричневые, советских времен.
Получается немного несправедливо. В детстве и юности не только те собаки были, о которых уже писал, но и те, которым должного внимания уделено не было. Что они, зря свой век прожили, что ли? Ну восполняем. От кого-то из них остались старые фотографии. Черно-белые, иногда размытые. От кого-то – только воспоминания. Вот их на бумагу и положим…
Жук был огромным, шерстистым, как медведь, волкодавом, охранявшим крымский дедушкин дом в Евпатории. Ростом он был с теленка, так что папа, тогда еще молодой, запросто ездил на нем, поджав ноги. В памяти он остался огромным и страшным, хотя наверняка был добр к маленьким детям, иначе бы к нему не подводили, пытаясь нас познакомить.
Возраст тогда у автора был для этого не слишком подходящим, года три-четыре, но смутные воспоминания остались – не самые комплиментарные. В основе их было ощущение кого-то опасного и большого, смотрящего сверху вниз, со страшной клыкастой пастью. Жалко. Могли бы дружить. Младшая внучка сейчас – фанатичная собачница и никого не боится, включая больших и очень больших собак, а ведь ей те же три года…
Следующим – еще большим, чем Жук, но уже в Москве, – был Маркиз. Судя по воспоминаниям – английский мастиф. Их и сейчас у нас мало, а уж тогда… Огромный, палевый, со слюнявыми черно-сизыми брылями на широченной морде. Короткий хвост, лобастая голова с умными булькатыми глазами… Он жил у папиных и маминых знакомых, врачей. А может, и дальних родственников, из Днепропетровска, откуда были родители. Людей по тем временам крайне состоятельных, поскольку у них была техника невероятного уровня – цветной телевизор на хилых ножках. Качество изображения у него было ужасным, но ЦВЕТНЫМ. Очень странное производил впечатление.
Зачем мы к ним ходили, никто уже не расскажет. Папы почти сорок лет как нет, мама тоже ушла в мир иной… Но у родителей были свои дела и свои разговоры. Так что получил в руки какую-то книгу, благо читал с пяти лет, и был посажен в кресло в маленькой комнате – не мешать. Дело было еще до школы, на фото – толстенький зашуганно-стеснительный хомяк с кудрявыми волосами до плеч, в вязаной кофточке и с любимой игрушечной белкой в руках, которую звали Меланья – как жену у Трампа, который тогда был молод, неженат, и про него в СССР никто не знал.
В общем, сидел, читал, никого не трогал. До сих пор больше всего это занятие нравится. С поправкой на возраст, когда уже главное, чтобы ТЕБЯ не трогали. Кроме друзей, жены, детей и особенно внуков, которые имеют особые привилегии, конечно. Они всегда в радость. Но это сейчас. А тогда, в детстве, больше всего любил забиться с книжкой в уголок и чтобы не мешали читать. В гостях или дома, все равно. Что в тот раз и делал с большим удовольствием. Благо шоколада, конфет и апельсинов с мандаринами тогда не давали из-за диатеза, так что книги были основным развлечением в гостях, хотя дома к ним прибавлялись еще солдатики.
…И тут открылась дверь. Показалось, что в комнату зашел лев. Огромное мощное тело, перекатывающиеся под песочной плюшевой складчатой шкурой мышцы, лапы, как узловатые корни дуба, голова невероятных размеров… Весил он, как потом сказали родители, килограммов под сто. Огромный был пес. А с учетом того, что сам тогда тянул, при всей своей пухлости, едва на двадцать – двадцать пять кило, это был ужас, летящий на крыльях ночи. Так что замер, как мышь, и постарался, не дыша, слиться с креслом. Вдруг не заметит?
Пес не просто заметил. Он подошел и положил слюнявую голову на колени. На голые, между прочим, коленки – лето было, в шортиках ходил. Дыхание вообще исчезло. Руки отмерли, их больше не было в принципе. Мог бы, втянул в плечи. И ноги бы тоже втянул. Зверь постоял, подождал чего-то, потом тяжело вздохнул, повернулся и ушел. Он, наверное, ждал, что его погладят. Может, даже почешут за ушком. И был добр, хотя и огромен. Да какое там! Не тот ему ребенок достался. Боязливый до остолбенения. Эх, внучку бы к тому Маркизу в приятельницы. Она бы точно не растерялась…