Читатель на удивление разный. Как разные бывают все люди вообще, в том числе евреи, к которым автор принадлежит и оттого знает их чуть лучше других. Народ активный, многими почитаемый не таким, как он есть на самом деле, а умным и свой интерес не забывающим, – и совершенно зря. На самом деле за несколько десятилетий жизни, в том числе в еврейской среде, автору попадались там и гении, и идиоты, и бранчливые «пикейные жилеты» (к каковой категории он относит большую часть комментаторов к собственным текстам), и святые. Были среди его знакомых евреев редкостные мерзавцы. Были бескорыстные трудяги. Были придворные карьеристы и бандиты с большой дороги. Были воры стеснительные и воры наглые. Были нахрапистые чиновники и бюрократы – не только в Израиле. Были великие, вне категорий, ученые, врачи, инженеры, учителя и писатели. Журналисты были. Опять-таки, идиотов там было не меньше, чем людей интересных и достойных. Выкресты, пытавшиеся быть большими евреями, чем все прочие евреи, не менявшие религию предков. И те, кто принял христианство искренне, не предавая свой народ. Такие тоже есть.
Когда-то, в 80-е годы, один из соратников по еврейскому подполью сказал фразу, которая в то далекое время автора покоробила до глубины души. Сказал этот человек, командовавший на тот момент всем еврейским самиздатом СССР, плюс подпольными еврейскими библиотеками и архивами, что стоило бы ему, отлови его тогдашняя власть, не просто дорого, а очень дорого, следующее: «В мире нет более подлого народа, чем мы, евреи». Что звучало сильно антисемитски, хотя было порождено конкретными действиями совершенно конкретных евреев. И эмоции тут зашкаливали именно потому, что сказавший приведенную выше фразу делал и сделал для евреев куда больше, чем многие из этого, его собственного народа. Поскольку был одним из наиболее активных членов группы «Бедные родственники» – неформального объединения жертв ультрапатриотической родни, которая, кто из фанатичных соображений, кто из корыстных, кто из подлости, а кто и из честной трусости (вдруг что с собственной карьерой произойдет), не давала евреям, пытавшимся эмигрировать, разрешения на выезд. И было этой родни много.
Случаи там были фантастические. Автору запомнилась история некой Аллы, которая годы провела, обивая пороги учреждения, где работал ее бывший муж, пытаясь добиться от него бумаги, разрешающей ей и ее двум дочкам-близняшкам, причем не от него, а от ее первого брака, уехать в Израиль. Бывший муж уперся насмерть. Был он евреем, работал в «ящике» и подозревал, что наличие родственников за границей помешает ему двигаться по служебной лестнице. Причем, судя по тому, что девочек он в свое время удочерил, но развелся быстро и в материальной поддержке бывшей жены и ее детей замечен не был (были в советское время умелые алиментщики, минимизировавшие официальную зарплату практически до нуля, не то из жадной подлости, не то из принципа), мерзавцем он был первостатейным. Но патриотизм его не позволял ему отпустить подростков с их матерью в мир капитала. Советский человек с гордо поднятой головой должен был нести знамя социалистического патриотизма. Он и нес.
Просить и молить его было бесполезно. Стыдить тоже. Такой уж это был тип – агрессивная сволочь. От денег он отказывался. Поскольку боялся слежки, с одной стороны. И раз уж он себя поставил на пьедестал социалистической законности и советского патриотизма против мирового сионизма, так стоял на нем крепко. Продажа принципов за материальные блага, тем более за конкретные деньги, в его видение себя любимого не входила. Бывает. То есть вопрос с ним стоял торчком, как гвоздь в ботинке. И раздражал многих чрезвычайно. Поскольку у каждого из тех, кто входил в состав «Бедных родственников», была своя собственная история подобного рода, но эта выглядела особенно безнадежно. Но, как оказалось, к счастью для Аллы и ее дочерей, только выглядела. Поскольку муж-патриот не учел сметливости евреев, загнанных в угол, и их способности объединяться в порядке взаимопомощи – причем в масштабах планеты. Что ему и, главное, его персонально непосредственному начальству и было продемонстрировано.