От «Черной горы» до «Языкового письма». Антология новейшей поэзии США

Мои голова и плечи и моя книга
В прохладной тени, и мое тело
Простерто, купаясь, на солнце, я лежу,
Читая, близ водопада –
Беме, «Обозначение всех существ».
Сквозь глубокий июльский день листья
Лавра, всех тонов
Золота, медленно обращаются в подвижной
Густой тени лавра весь день. Они плывут
По отраженному небу и лесу
Некоторое время, а затем, столь же медленно
Вращаясь, оседают в прозрачной глубине
Водоема на листовое золото дна.
Святой видел мир струящимся
В электролизе любви.
Я откладываю его и вглядываюсь сквозь тень,
Склоненную в полумраке стройных
Стволов лавра и листвы, наполненной солнцем.
Королек высиживается на своем крытом мхом гнезде.
Тритон борется с белым мотыльком,
Тонущим в заводи. Ястребы кричат,
Резвясь вместе в высоте
Неба. Долгие часы проходят.
Я думаю о тех, кто любил меня,
О всех горах, куда я забирался,
О всех морях, где я плавал.
Зло мира убывает.
Мои собственные грех и тревога сваливаются,
Как ноша христианина, и я наблюдаю
Свои сорок лет осыпающимися, как облетающие
Листья, и падающую воду, ставшую
Навечно в летнем воздухе.
–
Олени топчутся в просеках
Под полной июльской луной.
Запах сухой травы
В воздухе, и, много слабее,
Дух далекого скунса.
Пока я стою на краю чащи,
Высматривая темноту, вслушиваясь
В тишину, маленькая сова
Садится на ветку надо мной,
На крыльях много тише моего дыхания.
Когда я направляю на нее свой фонарь,
Ее глаза вспыхивают, как капли железа,
И она поднимает голову на меня,
Как любопытный котенок.
Лужайка блестит как снег.
Мой пес рыщет в траве, темный
Блик на блике белизны.
Я иду к дубовой роще, где
Индейская деревня была некогда.
Там, в пятнистом и мшистом свете
И тени, тусклые в синей мгле,
Двадцать голштинских коров,
Черно-белые, все лежат
Бесшумно вместе под
Огромными деревьями, проросшими в могилах.
– –
Когда я вытаскивал гнилое бревно
Со дна водоема,
Оно казалось тяжелым, как камень.
Я оставил его лежать на солнце
На месяц; а затем разрубил его
На части, и расколол их
Для розжига, и раскидал их,
Чтобы подсушить еще немного. Позднее той ночью,
Читав несколько часов кряду,
Пока мотыльки трещали у лампы –
Святых и философов
О человеческом уделе –
Я вышел на крыльцо своей хижины
И посмотрел наверх сквозь темный лес
На колышущиеся острова звезд.
Внезапно я заметил у своих ног
Рассыпанные по полу ночи слитки
Подрагивающего свечения,
И повсюду были раскиданные осколки
Тусклого холодного света, который жил.

1949 Кирилл Адибеков

Письмо к Уильяму Карлосу Уильямсу