Розмари Уолдроп (1935)
В начале – Гертруда Стайн: «Все остается тем же самым кроме композиции а так как композиция различна и всегда будет различной все остается не тем же самым».
Но это значит и то, что в начале – Аристотель: «под мифом я понимаю организацию случаев».
Каждый речевой акт (каждое употребление знаков) состоит из селекции и комбинации (Соссюр, Якобсон). Это значит, что у слов всегда – двойная отсылка: к коду и к контексту. Код дает нам вертикальную ось с набором элементов, связанных между собой подобием. Мы выбираем из них, чтобы сказать «человек», «парень», «товарищ» или сказать «гулял», «бежал», «семенил», «фланировал» и т. п. А потом мы соединяем отобранные слова на горизонтальной оси и говорим: «человек забежал за угол». Располагаем их синтаксически, по смежности.
Язык литературы тяготеет к одному из двух: к акценту на той или иной оси. Некоторых больше заботит
На протяжении последних веков, от романтизма до модернизма (и далее?), поэзия более или менее ассоциировалась с осью селекции, с отношением по сходству, метафорой.
Под этим – серьезные основания:
то, что «мир» задан, но может «означиваться», «изображаться» в языке; (Бодлер: «Человек проходит чрез лес символов»);
то, что стихотворение – эпифания внутри сознания поэта, «выражаемая» в подборе точных слов;
то, что содержание (и «значение») – первично и предопределяет свою («органическую») форму (Крили/Олсон: «Форма – не более чем продолжение содержания»);
и, наконец, то, что вертикальная ориентация метафоры (Олсон: «засасывание символа») – наша «горячая линия» с трансцендентным, с божественным смыслом, отсюда представление о поэте как жреце и пророке.
«ИЗБЕЖАТЬ ЛИ НАМ АНАЛОГИИ» (Клод Руайе-Журну), или КОМПОЗИЦИЯ КАК ПРОЦЕСС:
Ничего не дано. Все еще предстоит построить (Крили: «мир, постоянно рождающийся»).
Я не знаю заранее, о чем будет стихотворение, куда оно меня приведет. Стихотворение – не «выражение», а когнитивный процесс, в какой-то мере меняющий меня. Джон Кейдж: «Поэзии нечего сказать, и вот она говорит: у нас нет ничего».
В начале работы над стихом я далека от того, чтобы выражать «озарение»; во мне есть лишь смутное ядро энергии, излучающейся в слова. Но как только я вслушиваюсь в эти слова, они раскрывают свои векторы и сближения, стягивают стихотворение в свое силовое поле, часто в непредвиденных направлениях, далеких от семантического заряда первоначального импульса. Значение имеет не столько «вещь» и не столько «точное слово», но то, что «случается между» (Олсон).
Валери: «Поэт входит в лес языка с одной ясной целью – потеряться».
Гест: «Стихотворение впадает в собственные ритмические воды».
Жабес: «Страницы книги суть двери. Слова проходят сквозь них, движимые нетерпением перестроиться… Свет – в силе страсти этих влюбленных созданий».
Данкен: «Интеллект его нацелен на пропорции и динамику стиха, ему почти неведомы глубины, возбуждаемые в его душе. Глубина и бурление самого стиха: вот что он ощущает. Стихотворение берет верх».
Но «ничего не дано» – это не совсем так. Язык содержит в себе не только бесконечный потенциал новых комбинаций, но и долгую историю.
Чистый лист не совсем чист. Слова всегда – секонд-хенд, говорит Доминик Ногез. Ни у одного текста нет единственного автора. Сознательно или бессознательно, мы всегда пишем поверх палимпсеста (ср. с «гранд-коллажем» Данкена).