От чести и славы к подлости и позору февраля 1917 г.

С последними он встретился в 1917 году в Киеве, когда Корниловский полк был туда вызван с фронта для наведения порядка. Описывает он его как недисциплинированную и необученную толпу, хотя обратная репутация полка была широко известна в Армии. Делает невинный вид удивления: почему Корниловский полк оказался в Чешском Корпусе? А командира полка презрительно называет «этот чешский капитан Неженцев». Обвиняет корниловцев в том, что они «бросили на произвол судьбы мать городов русских – Киев и командующего войсками этого города…» При этом стыдливо умалчивает о том, что сформированный им в Киеве «Георгиевский полк» был как раз и назначен для охраны командующего, а затем побратался с большевиками и вел осаду Киевского Военного Училища, где засели корниловцы. Полк вышел из города после неоднократных попыток «георгиевцев» его разоружить, не забыв при этом обеспечить эвакуацию юнкеров, оборонявшихся вместе с корниловцами. Полковник Кириенко, командир героических георгиевцев, в это время мечтательно прогуливался в «Кадетской роще», раздумывая, что ему делать, пока не решил с оставшимися верными из всего полка 16 офицерами и 10 солдатами направиться на Дон. Память может изменить каждому. Но когда это делается сознательно и умышленно, то такое явление принято называть просто жульничеством. Поражает и упорное желание воскресить в Добровольческой Армии оскандалившийся «Георгиевский полк» под тем же названием, как это пытался сделать полковник Кириенко, упорно называя «полком» то, что обычно называют «ротой» или «батальоном».

Злоба на корниловцев – рикошет той ненависти, которую питал Кириенко к Корнилову и возникновение которой было описано выше. А в ненависти к Корнилову автор книги перещеголял даже своих учителей. Поняв, насколько неумно опираться на генерала Флуга как на «неопровержимое доказательство измены Корнилова России» («заброшен австрийским штабом для революции, а не бежал из плена»), Кириенко в своей книге придает больше веса «логическим заключениям», объясняющим то, что Корнилова комфортабельно (на манер участия Кириенко в 1-м походе) привезли чуть ли не на автомобиле к русским позициям и «запустили» на русскую сторону. На чем же обоснованы эти заключения? 1) когда пишут о побеге Корнилова из плена, то не указывают №№-ров, чисел и подписей на приказах о розыске… Довод, похожий на то, как если бы Кириенко сказали: «В Вашей версии нет номера автомобиля, на котором привозили генерала Корнилова». Да и отсутствие «убийственных данных» вызвано не тем, что их нет (они обильны), а недостатком места в наз. статьях. 2) Стиль приказов о розыске бежавшего Корнилова автор книги считает «невоенным» и поэтому поддельным. Выходит, что приказы писали невоенные, а «операцию» вели военные… 3) Наличие у Корнилова перед побегом карты, компаса и 20 000 шил. является тоже доказательством его версии. А ведь в плену скрывали и не такие мелкие вещи (например – знамя одного из полков Варшавской гвардии). Шиллинги же пересчитал и положил в карман Корнилова сам Кириенко, ибо в описаниях побега только говорится об обещании заплатить Мрняку за помощь эти деньги. А при удаче русское правительство заплатило бы и больше… 4) Участие в подготовке побега пяти человек Кириенко не отрицает. Но тогда нужно было бы признать, что и «помощники» были в стачке с австрийским штабом, как равно и Чешское Правительство, наградившее Мрняка за помощь Корнилову очень широко, разрешив ему даже публичные доклады на эту тему в русских кругах Чехии (переводчиком был кн. Солнцев-Засекин). Вообще, логика Кириенко превращается в абсурд, нужный только для игры краплеными картами. Ее нельзя даже назвать «бессознательной», ибо каждый раз, когда в книге идет речь о генерале Корнилове, автор приходит в такое бешенство и льет на него такую грязь, что невольно хочется послать психиатра для его освидетельствования.

Все то, чему его учили во «Владимирском Вестнике», нашло свое повторение в книге, вплоть до сомнительной по чистоплотности «комбинации с письмом покойного генерала Маннергейма». Здесь уместно сказать несколько слов об этом письме. Получено оно было В. В. Ореховым (редактор «Часового»). Во время летучего разговора В. В. Орехова с генералом Архангельским на тему об этом письме в комнату вошел Н. М. Котляревский. Услышав, что речь идет о письме Маннергейма, он попросил разрешения с ним ознакомиться. Предупрежденный о том, что письмо носит доверительный характер, Н. М. Котляревский вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся обратно. Впоследствии выяснилось, что за этот промежуток времени была снята с письма копия и любезно подсунута Якобию для его целей. Генерал Маннергейм, узнав об этом, затребовал свое письмо обратно, что и сделал В. В. Орехов. Последний, встретившись затем с Н. М. Котляревским, бросил ему в лицо эпитет, которым называют обычно людей, дающих «честное слово» и не сдерживающих его. Тут же В. В. Орехов добавил, что «копия» совершенно не соответствует оригиналу. Заявление о таком «несоответствии» было сделано В. В. Ореховым и в печати.