В разборах завалов мы уже дошли почти до пола подвала — погода способствует, ведь снег все-таки сошел. Правда, не сразу, а спустя год. Целый год, за который я научился жить заново и вылез из своей скорлупы, ведь «дяде Стиву» положено разъезжать по делам Мира Двух Солнц на подросшем Харли или железном «харлее», если нужно обсудить вопросы с правительством США, и потом качать детишек друзей на коленях, а не мрачно сбивать кулаки в кровь об обмотанную серебристым прочным скотчем боксерскую грушу дни напролет. И это хорошо — мне будет что внести в файлы электронного дневника, кроме записей «проснулся, тренировался до мушек в глазах, вырубился». Первые записи я вводил вручную на ноутбуке, после чего Карл со шлепком закрыл лапой глаза (клуб «Дебаста»), и предложил забрать из моего дома все, придуманное в двадцатом веке, раз я такой «ретроград». Так что в мое запястье теперь тоже вживлен универсальный модуль-горошина, изобретенный техниками лирим. Подобные есть у многих наших граждан, ведь это гораздо удобнее, чем таскать с собой зеркало.
— Хроника, — дал команду для записи, остановившись на середине лестницы. — Завал разобран на девяносто четыре процента. Нашел сегодня мой нож-оберег. Хм… Как всегда, острый и нет следов ржавчины. Пусть это будет добрым знаком. Конец записи, — продолжил подъем. — Директор Барнс, ну где ты ходишь?
— У него неприятности с юными магами в нью-йоркском классе, — ответил мне совсем не Баки. Когда я выглянул из ямы, то увидел, как на подписанных коробках с удобством расположился Папа Легба, по обыкновению сложив сморщенные ладони на змеиной ручке трости. Прибедняется, изображая дряхлого старика. — Джеймс Бьюкенен Барнс убежал исправлять последствия неудавшегося колдовства. Та девочка неосторожно подобрала слова для наговора, поэтому у нее от ушей начала расти вторая пара ног. Нет-нет, с ней все будет в порядке — я это вижу, но впредь слова она станет подбирать тщательней. В таких тонких материях и просьбах к магии нужно быть очень осторожным, Хаат Стивен.
Пока он разглагольствовал про опасность неосторожных желаний, слишком явно намекая на тот чертов день в Ваканде, я протирал масляной тряпкой клинок и не мог прекратить думать о том, что держу в руках зачарованную сталь. Которая может разрушать внешнюю оболочку богов и духов. Интересно, сколько ударов понадобится для лоа, результатом интриг которого стало надгробие с тремя лунами?
— Явились-таки… А ведь я пытался вас звать, но вы не пришли, — взвешиваю нож на ладони, прикидывая расстояние для броска. — Чем же так долго занимался дух, постоянно болтающий о времени?
— Ошибался и грешил. Я ведь когда-то был живым, так что мне простительно. Прогуляемся? — с кряхтением поднялся и заковылял в сторону яблони с голыми ветками. — Знаешь ли ты, Хаат Стивен, что грехи не так уж и плохи? Они определяют наше бытие и поступки, делают нас уникальными и неповторимыми. Поэтому следует не искоренять их, а держать в узде.
— Дайте-ка угадаю… — спрятал чехол с ножом в задний карман рабочих джинсов и раздраженно отряхнул руки. — Ваш главный грех — жажда власти. Вы наслаждаетесь возможностью крутить жизнями людей, как только вам вздумается. Вы интриган, для которого все остальные — пешки и марионетки.
— А вот теперь ошибся ты, — Хозяин перекрестков сморщился и концом трости убрал с дороги несколько сухих сучков. — Мой главный грех — тщеславие. Еще в детстве я был так горд, что Баст спасла именно меня. Когда она пришла во второй раз и снова спасла меня, а следом и помогла выиграть войну, я возгордился и не уставал напоминать другим, что наша богиня именно меня любила как сына. Слава — очень сладкая отрава, приготовленная для любого лидера, и я ей поддался, в отличие от тебя или Астрель.
— Очень познавательно, сэр «котеночек», — раздражение вспыхнуло сильнее, стоило нам остановиться у надгробия под яблоней с голыми ветками. — Но это все равно не объясняет цель вашего визита.
— Не перебивай старших, когда они признают свою вину, — коротко буркнул древний лоа, расчищая старомодными штиблетами участок земли от полусгнившей опавшей листвы. — Я видел почти во всех вариантах Пути, что Астрель исчезнет. Даже та клятва, которую она дала тебе на Мосту Времени не смогла бы ее удержать, только немного связать душу с духом и дать возможность вспомнить тебя в следующих мирных жизнях, не более. Поэтому я и попросил у нее по всем правилам отречься от части плоти и меча. Тогда ее душа, тело и дух все еще были крепко сплетены, так что творение и рука Астрель до сих пор являются частью возрождающегося существа, как маяк. Нужен только толчок, чтобы запустить рост саркофага и тела для Баст. Чтобы ей было, куда возвращаться.