От чистого истока я начинаю путь (СИ)

Дед Монгво оказался бывшим кузнецом, а та неприкаянная сарайка и была заброшенной кузницей. И понятно, почему. Табак, кофе и шоколад он принял благосклонно после повторения моего вранья. Сахар этот суровый мужчина сказал оставить бабам. И разрешил остаться. Сказал, что схоронил всех родных и половину друзей, а компания ему не помешает. Еще один человек с личным кладбищем за спиной. Через неделю я мысленно зову его Мудрым Друганом, а вслух называю Никскэмич или Ник — «дедушка» на местном диалекте, но крайне редко. Заодно и узнала, что Монгво — это сова, старый филин, значит. Меня же он не зовет Астой и мотивирует это тем, что от прошлой жизни я сбежала, потому и имя надо сменить.

— Ты теперь Шикоба, — смеется он в один из вечеров. — Перышко под крылом такой старой птахи, как я.

Хороший он человек. Помогу ему, чем смогу. Магия все еще заперта, но ведь есть обряды, которые работают даже у простых людей. С мыслями о уважении и любви делаю тесто для хлеба. По три раза мешаю суп, булькающий на огне, желая здоровья и душевного покоя. И это помогает. Месяц спустя мутная белизна из глаз начинает постепенно уходить, забирая с собой отдышку и боли в сердце. Мысли о том, что прозревший дед Монгво спалит мои мохнатые уши, отбросила как злобную ересь. Пусть все у него будет хорошо, а я вспоминаю о Стивене.

Бро, мысленно я с тобой! Как-никак мой первый знакомец и просто прекрасный человек. Теперь на каждую новую луну я развожу за домом огонь с помощью кремня и кресала. Когда пламя разгорится, вспоминаю его худое лицо, шепчу имя и кидаю в костер сухой клевер и вербену, обмотанные размочаленным стеблем крапивы. Для удачи, защиты и исцеления. Трава сгорает без пепла мгновенно — действует моя ворожба.

Так проходит остаток осени, зима, весна и начинается лето. Мудрый Друган шутит, что его по зрению могли бы взять в снайперы, но возраст не позволит. Местные уже ко мне привыкли, но стали странно смотреть, когда думают, что я их не вижу. Только Натан-продавец не меняет свой покер-фейс с первого дня. В один летний день на стене у прилавка я вижу нарисованный плакат с человеком в звездно-полосатом трико.

— Это что за непотребство? Что за труселя поверх штанов? И только щит без меча? Что это вообще такое? — негодую я.

— Это реклама военных облигаций, Шикоба. Туристы оставили. А что, пусть украшает стену и жителей штатов привлекает. Это же Капитан Америка — их новый талисман. Пусть висит, может, и выручка больше станет.

— Талисман… Флаг без древка. Толку только улыбаться и ничего не делать. Закончится война — уберут его на дальнюю полку. А для выручки я тебе монеток под порог закопаю.

— Угу, — замялся на секунду. — Люди говорят, что ты ведьма. Называют за глаза «Поуока». Дед Монгво ведь не просто так снова зрячим стал, — опять эти колючки смотрят в упор.

— Нет во мне магии, Натан. А что прозрел, так я здесь ни при чем. Так и скажи остальным, — еле сдерживаясь, вылетаю из магазина. Опять уши начинают чесаться. Надо будет больше времени проводить в лесу — дед и правда стал зорким и снова взялся за молот.

Пора вспомнить старое и стащить лук с чердака, а стрелы я и сама сделаю. Вот и будет предлог шататься по лесу — охочусь я. Единственный хороший навык, вынесенный из средневековых Миров.

— Шикоба, перышко мое, куда это ты собралась? — поймал меня, когда я проходила мимо кузни.

— Да так, пойду, думаю, постреляю. Вдруг какой-нибудь заяц-самоубийца сам прыгнет на стрелу. Ну и там травы разные соберу, — мямлю и прячу за спину лук.

— Возьми хлеба — будешь дорогу за собой крошками посыпать, как Гензель и Гретель, а не то заблудишься, и волки растащат твои кости.

Старый сказочный пердун. Поднимаю с земли старый ржавый гвоздь, дышу на него и с помощью камня забиваю его в верхнюю перемычку двери в кузню.

— Видишь? Это будет как маяк. Будем считать, что я за него зацепилась. Торчит — значит, вернусь, — мне усмехаются в ответ. Р-р-р-р-р-р!!! Бесит!

21 июня 1943 года весь Сагамок с туристами празднует летнее солнцестояние. Меня угощали жареным мясом и пивом на халяву, поэтому грех было не упиться. Я вас всех люблю, добрые милые люди. Иди сюда, Натан-Колючка, я тебе обнимашки устрою, если снимешь тот плакат с картонным героем. Чьи-то руки протянули мне венок из зверобоя. Хм, вот ведь хитрецы! Зверобой в такую ночь хуже огня для нечисти и злых духов. Туше, дорогие. Слив засчитан — меня вычислили. Со смехом и криком: «Налейте еще пива!» — надеваю венок гордо, как корону. С этой ночи я вижу искренние улыбки, «Поуока» стала вторым прозвищем, а на притолках дверей домов, из которых мужчины уходили на войну, стали появляться старые торчащие гвозди.