От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России

Тактика женского движения не подходит под их шаблон. С.-д. нужно, как тому щедринскому городовому, чтобы их обыватели ходили в одну сторону – так начальству спокойнее, – но обыватель ходит по своему усмотрению, куда сам находит нужным1248.

Так и русский феминизм выдвигал требования, которые по классовой теории ему выдвигать не полагалось.

Доклад другой представительницы рабочей группы Е. А. Кувшинской также начинался с шельмования феминизма как явления буржуазного. В качестве примера отношения буржуазок ко всеобщему избирательному праву Кувшинская привела «поведение феминисток в Норвегии в 1907 году, ставших всецело на сторону цензового представительства». «В то время как Клара Цеткин и другие» совершенно справедливо показывают, «что в избирательном праве, ограниченном тем или другим цензом, имущие классы приобретают новую привилегию, с помощью которой усиливается их господство над бесправной частью населения»1249. Кувшинская утверждала, что женское движение не может быть внеклассовым: женские организации должны работать внутри своих классов и партий, и не нужно пытаться охватить всю «разнородную толпу женщин».

Однако затем Кувшинская признала, что еще памятны моменты, когда в России «были заодно силы всех демократических партий», и заключила, что в вопросе о всеобщем избирательном праве с феминистками можно «отдельно идти, но быть вместе». Кроме того, в докладе она допустила возможность создания отдельных женских организаций в рабочем движении, продемонстрировав тем самым разногласия внутри группы работниц.

Феминистки отстаивали свою позицию о внесословности и внепартийности женского движения, добиться которых возможно было исключительно в рамках деятельности женских организаций. «Необходимо помнить, что, кроме профессиональных и классовых интересов, у женщин есть еще и общеженские задачи»1250, – сформулировала общее мнение А. С. Милюкова.

Критика партий постоянно звучала на съезде, особенно острой она была в докладе Кальманович «Женское движение и отношение партий к нему». Кальманович анализировала ситуацию в другой парадигме – парадигме феминистской критики. Критике подверглись все: либералы, в программу которых «женское равноправие вставлено эстетики ради», и консерваторы, но особенно пристрастно была проанализирована деятельность социал-демократов:

Мне скажут: а Штутгардтская резолюция? <…> И Штутгардтская резолюция подтверждает мои слова. Иначе непонятно ее появление. Ведь социал-демократическая партия существует не со Штутгардтского конгресса, и в программе ее всегда значилось равноправие женщин. Зачем же понадобилась эта резолюция: «Социал-демократические партии всех стран обязаны энергично бороться за введение всеобщего женского избирательного права»? Значит, до этого они не считали себя обязанными? <…> Можно смело сказать, что эта резолюция принята под влиянием так называемого буржуазного женского движения, с одной стороны, и из боязни, чтобы какая-нибудь другая партия их не опередила и тем не отвлекла бы значительное число членов, хотя бы и женщин, – с другой1251

<…> Я надеюсь убедить женщин, что им не следует ждать свободы от мужчины, как бы он ни назывался: либерал, консерватор или социал-демократ. <…> Что мне в имени твоем? Не в названии дело, а в той власти, которую мужчины присвоили себе и которую они так ревностно охраняют1252.

Кальманович была отнюдь не голословна. Ее доклад базировался на анкетном опросе видных деятельниц европейской социал-демократии – К. Цеткин (Германия), М. Пельтье (Франция), Д. Монтефиор (Англия) – и анализе немецкой, венгерской и итальянской социалистической прессы в отношении женского равноправия. В итоге она пришла к неутешительным выводам: