Однако, чтобы это стало возможным, понадобился длительный период. Именно средневековье разорвало первичные связи между человеком и космосом и в то же время — между телом и духом, создавая дуализм тела и высшего начала — духа. Обращаясь к богу, человек средневековья должен был углубиться в собственный душевный мир. «Бесконечные поколения аскетов, изо дня в день занятых исключительно попытками привести свою психику в желательное состояние, усердно и дотошно замечавших, какие внешние предметы оказывают на душу то или иное воздействие, как влияет на психическое состояние поза, речь, пребывание среди природы и т. п., накопили неисчерпаемый опыт психологического самонаблюдения. Кроме всего прочего, следует иметь в виду, что в этой культуре самоанализа средневековые люди были, в общем, пионерами… в этом отношении Ренессанс, наполнивший достижения веков монашеской мистики Новым, мирским содержанием, ближе к средневековью, чем к своим грекоримским образцам»{94}
.Средневековое представление о том, что каждый индивид несет нравственную ответственность за все человечество и обязан активно содействовать его спасению, сам драматизм неразрешимого противоречия между плотским и духовным началом, между наклонностью к греху и тягой к божественному, хотя и были со временем преодолены гуманизмом, послужили стимулом к формированию разных философских школ, каждая из которых преодолевала это противоречие по-своему.
То духовное начало, которым были пронизаны философия и искусство средневековья, в Возрождении преображается: из церковного оно становится светским, место бога занимает человек, но такой, какого не знало средневековье. Его личность представляется теперь достойной не только глубокого изучения, но и возвеличения. Цель человеческой жизни — не спасение души, а творчество, познание индивида и мира, служение обществу, а не богу. Дуализм души и тела постепенно сменяется гармонией между ними. В то же время герой Возрождения намного превосходит богатством и сложностью своих внутренних переживаний целостного античного героя. «Ренессанс не принял христианской трагической раздвоенности, но, конечно, не забыл этой внутренней вибрации, напряжения и порыва, а попытался их объективизировать и гармонизировать»{95}
. И хотя гуманисты относились резко отрицательно к «темному», «варварскому» средневековью, в действительности оно сделало людей Возрождения душевно богаче (не говоря о достижениях средневековой пауки и искусства, о живом источнике поэзии, которые гуманизм, пусть неосознанно, тоже воспринял).Уже поэтому Возрождение никоим образом нельзя трактовать как простой возврат к античности. Но имелись и другие причины. Античность представлялась Ренессансу образцом для подражания. Люди того времени обращались к античной культуре в поисках средств для выражения своих взглядов и для создания образов искусства. Но культура Древней Греции и Рима была ими не просто воспринята, а переработана. Свойственный гуманистам критический дух помог им осознать и переосмыслить античное наследие. Уже Петрарка положил в известной мере начало критическому отношению к древним авторам. Несмотря на свое преклонение перед античностью, он, говоря об изучении их трудов и собственном творчестве, сравнивает себя с пчелами, которые «приносят не те цветы, которые используют, но превращают их в достойные удивления воск и мед»{96}
. Очень четко выразил ту же мысль Поджо Браччолини. В письме Никколи он замечает, что несколько устал от поисков новых книг. Настало время извлечь из них какую-то практическую пользу. «Ибо постоянно собирать куски дерева, камни, обломки может показаться глупейшим занятием, если из них ничего не будет построено»{97}.Говоря о коренном отличии гуманистического отношения к античной культуре от средневекового, известный итальянский ученый Э. Гарэн отмечает: «Только обретение чувства античного как чувства истории, свойственное филологическому гуманизму, позволило верно оценить эти теории (античных ученых. —