Читаем От Данте к Альберти полностью

Средневековая схоластика покоилась на слепом преклонении перед авторитетом. Основной целью знания считалось проникновение в тайный смысл Священного писания. К нему составлялись комментарии и комментарии к комментариям. Философия занималась систематизацией религиозных догматов, чисто умозрительными заключениями. Уже в XIII в. наметилась тенденция к высвобождению науки из-под власти теологии. Такие ученые XIII–XIV вв., как Дунс Скот и Уильям Оккам, выйдя за рамки ортодоксальной схоластики, придерживались теории двойной истины — веры и разума, религии и науки — и стремились утвердить относительную независимость науки от богословия. В эпоху Возрождения происходит секуляризация науки. Ее начинают рассматривать не только как автономную, не подчиненную теологии и развивающуюся по собственным законам, но и как более важную для людей. Для того чтобы стала возможна разработка научных методов познания, гуманистам предстояло подорвать устои схоластики. Они ставили перед собой цель разрушить ««величественные соборы идей», великие логико-теологические системы, философию, подменяющую каждую проблему, каждое исследование проблемой теологической, организующую и укладывающую любую возможность в жесткую схему предопределенного логического порядка. Эту философию, которой в эпоху гуманизма пренебрегали как пустой и бесполезной, заменили конкретные, четкие исследования»{101}. О лишенных реального смысла спорах, бесплодном педантстве писал Петрарка. Признавая Аристотеля великим человеком, он издевался над современными ему учеными, последователями схоластизированного Аристотеля, над их «смехотворным обычаем, согласно которому можно вопрошать только о том, о чем Он говорил»{102}. «Такова болтливость диалектиков, — говорит Петрарка в «Моей тайне», — которой никогда не будет конца… Этому надменно-презрительному, попусту любопытствующему отродью хочется кинуть в лицо: «Несчастные! К чему вы вечно надрываетесь понапрасну и бессмысленными тонкостями изнуряете свой ум? К чему, забывая самые вещи, вы стареете над словами и с седеющими волосами и морщинистым лбом занимаетесь ребяческим вздором?»{103}. Петрарка называет философов Падуанского, Болонского и Парижского университетов безумной и крикливой толпой схоластов, ибо они часто лишь рабски следуют за чужим мнением. «Сколько смешного пустословия у философствующих, сколько противоречивых утверждений, сколько упрямства и наглости! Какое количество школ и какие различия между ними! Какие настоящие сражения! Сколько двусмысленности в вещах, какая путаница в словах! Как глубоки и. недоступны тайники истины!»{104} — пишет он много лет спустя.

В XIV–XV вв. получают развитие так называемые моральные науки, в особенности этика, которую рассматривают как главное содержание человеческого знания. «Предпочтительнее стремиться к добру, чем познать истину», — заявил Петрарка{105}. Интерес гуманистов сосредоточивался преимущественно на поведении человека в обществе, на цели, которую он ставит перед собой в своей деятельности, на политической структуре общества, образе правления. «Моральную философию» Альберти называл «доброй и святой наукой жизни». Бруни писал, что в ней «виднейшее место занимают те [предписания], которые сообщают о государствах, управлении ими и их сохранении. Ведь это учение стремится к тому, чтобы добыть людям счастье; если же прекрасно добиться счастья для одного человека, насколько славнее будет стремление к блаженству всего государства»{106}. Большое значение придавалось риторике. «Немногим доступно хорошо говорить, добродетельная же жизнь доступна всем… Что касается меня, то я… занимаюсь науками не для того, чтобы стать более красноречивым или добиться большей силы убеждения, но чтобы стать лучше, и применяю ко всему то, чти говорил Аристотель о моральной философии; однако, если бы мне удалось обрести плоды и того, и другого (красноречия и моральной философии. — М. А.), я не стал бы отрицать, что достиг благодаря своим трудам большего счастья»{107}. По мнению гуманистов, красноречие активно способствует не только формированию человека, наделенного высокими достоинствами, но и установлению социальных связей между людьми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых памятников архитектуры
100 знаменитых памятников архитектуры

У каждого выдающегося памятника архитектуры своя судьба, неотделимая от судеб всего человечества.Речь идет не столько о стилях и течениях, сколько об эпохах, диктовавших тот или иной способ мышления. Египетские пирамиды, древнегреческие святилища, византийские храмы, рыцарские замки, соборы Новгорода, Киева, Москвы, Милана, Флоренции, дворцы Пекина, Версаля, Гранады, Парижа… Все это – наследие разума и таланта целых поколений зодчих, стремившихся выразить в камне наивысшую красоту.В этом смысле архитектура является отражением творчества целых народов и той степени их развития, которое именуется цивилизацией. Начиная с древнейших времен люди стремились создать на обитаемой ими территории такие сооружения, которые отвечали бы своему высшему назначению, будь то крепость, замок или храм.В эту книгу вошли рассказы о ста знаменитых памятниках архитектуры – от глубокой древности до наших дней. Разумеется, таких памятников намного больше, и все же, надо полагать, в этом издании описываются наиболее значительные из них.

Елена Константиновна Васильева , Юрий Сергеевич Пернатьев

История / Образование и наука
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза