От Данте к Альберти

В произведениях Петрарки звучит и другой мотив, также характерный для последующего развития новой идеологии. Разумом и мудростью, по его убеждению, наделены немногие образованные люди, остальные же — «глупцы», «стада лишенных разума животных», лишь внешне сохранивших человеческий облик. Противопоставление узкого круга достойных уважения «народу» отнюдь не означало разделения общества по социальному критерию. Для Петрарки «народ», большинство тех, кто не заслуживает уважения, — люди неученые и корыстные, принадлежащие к самым различным социальным слоям. Он противопоставляет себя «толпе жаждущих низменных прибылей», свою ученость — невежеству многих. «Образованных всегда мало, а в наше время — чрезвычайно мало… похвала же черни — позор для образованных»^{212}. К непросвещенным он причисляет и схоластов — «наглых невежд, с чьих уст не сходит Аристотель, который, полагаю, чувствует себя там хуже, чем в аду, и возненавидел свою правую руку, написавшую то, что, понятное немногим, постоянно твердит множество невежд»^{213}.

Главным достоинством, благодаря которому человек возвышается над «толпой», Петрарка считает не знатное происхождение, а высокую образованность, занятия науками, поэзией (так как именно поэзия придает человеку его «человечность»), иными словами — сопричастность новой культуре. Пренебрежительное отношение к людям необразованным и людям, помышляющим о материальных благах, имело и другую сторону: оно было связано с гуманистическим представлением о том, что благородство человека основывается не на знатности, а на его собственных деяниях. «Если добродетель делает истинно благородным, — пишет Петрарка, — то я не понимаю, что мешает желающему стать благородным…» Более того: «Если ты выбираешь стезю добродетели…то тем славнее ты станешь, чем из большей безвестности поднимешься»^{214}.

Петрарка по своей природе был ученым, а не политическим деятелем. И все же он остро ощущал гибельность для Италии постоянных междоусобных войн. Трагическая судьба страны побудила его написать знаменитую канцону «Италия моя». По-видимому, он создал ее в Парме в конце 1344 г. или в начале 1345 г., когда город был осажден войсками Мантуи и Милана.

Италия моя, твоих страданий

Слова не пресекут:

Отчаянье, увы, плохой целитель,

Но я надеюсь, не молчанья ждут

На Тибре, и в Тоскане,

И здесь, на По, где днесь моя обитель.

Обращаясь к мелким государям Италии, поэт обвиняет их в том, что они воюют между собой, с помощью приглашенных иноземных наемников грабят и разоряют страну:

Помилуйте, случайные владельцы

Измученных земель,

Что делают в краю волшебном своры

Вооруженных варваров? Ужель

Должны решать пришельцы

В кровопролитных битвах ваши споры?

…………………………………………

Кого благодарить, когда не вас,

За нынешние беды,

За то, что неуемной жаждой злата

Отечество разъято

И пришлый меч гуляет по стране?

(Канцона CXXVIII, пер. Е. Солоновича)

Канцона заканчивается горячим призывом к тем, «что о добре пекутся», защищать Италию от распрей: «Мира, мира, мира!»

В это время люди, посвятившие жизнь политической деятельности, были, как правило, патриотами своего города, который они и считали родиной. Отец Петрарки был изгнан из Флоренции, сам он юность провел в Провансе. В «Моей тайне» Августин называет отечеством Франциска Италию, советуя туда бежать от любви. Петрарка не питал особой привязанности к какому-либо определенному городу; отчасти и по этой причине он оказался в состоянии почувствовать необходимость объединения всей страны. К тому же понятие единой Италии он воспринял у античных писателей, оно было в известной степени абстрактным. Он не представлял себе ясно, какой должна стать форма правления объединенной страны и, тем более, каким путем можно создать единое государство.

В мае 1347 г. в Риме вспыхнуло восстание против боровшихся за власть в городе феодальных клик. Возглавил восстание Кола ди Риенцо, поставивший перед собой цель вернуть Риму былую славу. Была провозглашена Римская республика, Риенцо объявлен «трибуном свободы, мира и справедливости», а Рим — центром священной Римской республики и главой мира. Риенцо обратился к итальянским городам с призывом объединиться вокруг Рима.